Выбор квартиры подпоручиком, а затем капитан-лейтенантом «серых мушкетеров» был неслучаен: его роту с 1656 года разместили по соседству, выстроив на месте рынка Пре-о-Клер, между нынешними улицами Лилль, Бак, Верней и Бон, два больших трехэтажных корпуса, один из которых выходил на улицу Бак, а другой – на улицу Бон; между ними находился большой двор с коновязью. В 1780 году на месте этой казармы открыли рынок Буленвилье, который был снесен в 1843 году.
«Черные мушкетеры» квартировали сначала в Немуре, неподалеку от королевской резиденции Фонтенбло, а в 1699-1701 годах архитектор Робер де Котт выстроил для них по планам знаменитого Жюля Мансара просторный особняк на улице Шарантон в Сент-Антуанском предместье Парижа. Здесь проходил «свои университеты» Лафайет, будущий герой Гражданской войны в Америке, но с 1775 года здание было заброшено, и в 1780 году в бывшую казарму перевели больницу для слепых. От первоначального здания сохранились лишь портик с пилястрами и треугольным фронтоном да часовня (дом 26-28 по улице Шарантон).
Надо отметить, что этот квартал был начисто лишен источников воды, и лишь в 1719 году здесь соорудили четыре фонтана, один из которых находился как раз напротив «Дома мушкетеров». Впрочем, отсутствие воды не расценивалось военными как большое неудобство: пили вино, грязное белье отдавали в стирку прачкам, а ежедневно мыться было не принято. Считалось, что вместе с водой в тело через поры кожи проникают болезни и что вода уменьшает мужскую силу. Вместо мытья полагалось несколько раз на дню менять рубашки, но и этим зачастую пренебрегали. Во французском языке до сих пор сохранилось выражение «устроить стирку по-гасконски»: это значит попросту надеть грязную сорочку наизнанку. В лучшем случае водой ополаскивали руки и лицо. Бани на улице Нев-Монмартр использовались в медицинских целях, как последнее средство врачевания. Чтобы заглушить запах немытого тела, поливались духами (считалось, что они проникают внутрь организма, оберегая его от заболеваний), дыхание освежали анисовыми пастилками. Мыла не было: парижскую мыловарню еще в 1627 году преобразовали в ковровую мануфактуру, а марсельские могли обеспечить своей продукцией (предназначавшейся исключительно для стирки) только сам Марсель и его окрестности. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло: война с Испанией положила конец импорту мыла и марсельцам пришлось развивать собственное производство. К 1660 году в Марселе было уже семь фабрик; мыло (зеленого цвета) продавали брусками по пять килограммов или кусками по двадцать килограммов, не только снабжая им север Франции, но и отправляя на экспорт – в Голландию, Англию и Германию. В 1673 году Людовик XIV объявил чистоту общественно полезной, но только в 1761 году, почти век спустя, некий Пуатевен установил в Париже, у Королевского моста, ведущего к Лувру «банный корабль» с ванными. Судя по всему, гигиена была личным делом каждого, в казармах не устраивали «банный день». Любопытный факт: в 1761 году была разоблачена некая Маргарита Гублер, называвшая себя Жаном и отслужившая почти год в королевском кавалерийском полку. Все это время она проживала в казарме со своими товарищами, которые догадались о ее половой принадлежности совершенно случайно, во время… танцев.
Канализации, как можно догадаться, не было вовсе: для физиологических нужд использовали «ночные вазы», которые потом опорожняли в повозку золотаря, каждый день проезжавшую по улицам с колокольчиком. Отбросы и нечистоты сваливали за городом, не слишком от него удаляясь. В 1750 году, уезжая из Парижа, Руссо в сердцах бросил: «Прощай, город грязи!» Парижская грязь была особенной: черной, жирной и вонючей, она отдавала серой и даже прожигала ткань при попадании на одежду. Кое-какой порядок удалось навести только Габриэлю Никола Ла Рейни (1625-1709), возглавлявшему парижскую полицию, – он заставил-таки горожан платить налог «на грязь и фонари», учрежденный еще в 1506 году. Этот налог подлежал к уплате каждые двадцать лет, им облагались домовладельцы, а полученные средства использовались для вывоза мусора с улиц и уличного освещения. До 1756 года улицы французской столицы освещали восемь тысяч фонарей, которые часто задувало ветром, да и света от них было далеко не достаточно. Но вернемся к мушкетерам.