Повседневная жизнь горцев Северного Кавказа в XIX веке

Вся поляна была покрыта людьми и лошадьми… Народу собралось более двух тысяч. В открытом поле стояли подмостки с кроватью, убранною по-прежнему коврами, материями и платьем, принадлежавшим покойнику. Возле подмостков сидела вдова под черным покрывалом, окруженная множеством молодых и очень хорошеньких женщин в самых ярких нарядах. Недалеко от нее братья покойника держали под уздцы трех лошадей, оседланных разными седлами: детским, щегольским с серебряными украшениями и боевым. Когда я приехал, все еще заняты были утренним угощением. Груды вареного мяса и баранины истреблялись с неимоверною скоростью; котлы с просом кипели во всех местах; вино, разносимое в глиняных узкогорлых кувшинах, лилось ручьем.

Когда все насытились, народ собрался в одно место и образовал круг, в середину которого ввели первую лошадь с детским седлом. Возле нее шел импровизатор, рассказывавший рифмованным напевом, как рос Эмин в детстве на радость отца и матери. Когда привели лошадь с седлом из яркого сафьяна, украшенного серебряным галуном, тот же человек пел народу о красоте и ловкости покойного и рассказывал, как на него заглядывались и как вздыхали о нем абхазские красавицы. При появлении лошади с боевою сбруею он привел на память его военные достоинства, храбрость, хитрость и рассказал его несчастный конец. Под конец каждой фразы народ отвечал на его слова, громко вскрикивая и ударяя себя по лицу, в знак скорби и сожаления. Это прославление покойника повторялось в течение трех дней каждое утро, между тем как жена его сидела неподвижно под своим покрывалом.

После того стреляли в цель из ружей разными способами, с присошек и с руки, в неподвижную и в подвижную мишени, в кружок, поднятый на высоком шесте, и в живого орла, привязанного к вершине его на длинной веревке. За удачные выстрелы раздавались призы разного достоинства, начиная от огнива и поясного ремня, до пистолета в серебряной оправе. Выстрелы гремели весь день до позднего вечера, пока народ не принялся опять пировать при свете многочисленных огней. Женщины отправились потом ночевать в Лехне (Лыхны), а мужчины заснули на месте, укутавшись в бурки по кавказскому обыкновению. На третий день была назначена скачка, которою всегда кончается тризна по умершему. Эта скачка представляла самый оживленный и самый любопытный эпизод празднества. Скакали на 30 лошадях мальчики лет двенадцати и четырнадцати, имея под собою черкесские седла без подушек, для того чтоб не сидеть, а стоять в стременах, с места поминок к Пицундскому монастырю и обратно, через горы по чрезвычайно тесной и каменистой дороге. Расстояние, которое они должны были проскакать, составляло около 48 верст. Хозяева скаковых лошадей следовали за ними на переменных лошадях, расставленных по дороге, имея право возбуждать их голосом и хлопаньем, не касаясь только плетью. Вся эта ватага, состоявшая более чем из сотни ездоков, неслась, подобно вихрю, с криком, гиком и хлопаньем нагаек, через бугры и рытвины, по полям и по лесу, на гору, под гору, нигде не сдерживая лошадей, с одной мыслью перегнать один другого и взять призы, состоявшие в прекрасной кабардинской лошади с седлом и в богатом ружье, пожертвованных владетелем на поминки Шакрилова.

Я ничего не видал в Абхазии увлекательнее этой скачки. Владетель и я вмешались в толпу, когда она пронеслась мимо нас, и скакали с нею, пока наши лошади не выбились из сил и мы не были принуждены остановиться поневоле. Редкая скачка подобного рода обходится без несчастья. Мальчики очень часто падают с лошадей, убиваются, и за одними поминками следуют другие, кончаясь теми же головоломными скачками. На этот раз, к великой радости участников скачки, все скакавшие дети остались в целости; тризна совершилась, как следует по закону праотцев, и дух бедного Эмина мог, наконец, успокоиться…»

Похоронно-поминальные обряды у горцев Восточного Кавказа были описаны ингушским просветителем и этнографом Ч. Ахриевым: «Похороны составляют важное событие в горах, и потому быстро разносится слух о смерти кого-либо. Весь народ из окрестностей стекается в аул, где совершают похороны. В числе других спешат в такой аул и женщины, так как только на похоронах им позволяет обычай собираться из других аулов и составлять свой женский круг. На похороны они идут отдельно от мужчин; по дороге ведут между собой оживленные житейские беседы, но как скоро приближаются к аулу, тотчас начинают плакать. При этом одна из них плачет вроде запевалы, приговаривая слова, относящиеся до умершего, и ударяя себя в лицо то одним, то другим кулаком. Как только она перестанет плакать, остальные женщины, которые шли и слушали ее молча, начинали рыдать все сразу, в один голос… Потом опять первая солистка начинает свой плач, и таким образом они входят во двор, где находится тазет (так называется место, на котором собирается народ, чтобы изъявить свое сожаление о покойном).