«Что такое жизнь, как не машина, которую приводят в движение деньги?» — заявляет бальзаковский Гобсек.
А что такое настоящие французские деньги?
1 февраля 1796 года золотой луидор в 20 франков серебром стоил 5300 франков ассигнациями на Парижской бирже, пишет Томас Карлейль. Десигнаты обесценивались с беспримерной быстротой.
Участники египетской экспедиции, начавшейся в 1798 году, получали жалованье, выраженное в ливрах: знаменитые ученые — по 500 ливров в месяц, рядовые — по 50.
В 1834 году монеты, выраженные в ливрах, были изъяты из обращения.
Замок Мальмезон, купленный в 1799 году у частного лица, обошелся чете Бонапарт в 271 627 франков, из которых 225 тысяч франков — плата за землю и основное имущество, 37 516 франков — цена зеркал, мебели, домашней утвари и припасов, а 9111 франков — пошлины.
В марте 1803 года был введен в обращение
Важная задача — установить правильное соотношение золотых и серебряных монет. Долгое время, отмечает Бродель, считалось, что при равном весе золото стоит в 12 раз дороже, чем серебро. Но такое соотношение не является неизменным и устанавливается на рынке.
Во все времена купцы, богатые люди и государство считали разумным расплачиваться вначале «черной» монетой, которую сами получали от мелких плательщиков. Существовал даже старинный обычай, согласно которому кредитор принимал часть долга в медной монете.
В 1780 году Неккер[192] отменил эту обязанность, но во время революции ее восстановили. В 1803 году ввели жерминальный франк и определили размер этой части — одна сороковая от общей суммы долга.
Франсуа Молльен, назначенный в 1810 году министром государственного казначейства, окончательно отменил данное правило. Он объяснил при этом, что если, «возвращая долг в 100 франков, вам отдают 98 франков серебром и 2 франка монетой, чья реальная стоимость не превышает 1 франка», уже по одному этому вы теряете 1%, так что нет ничего удивительного в том, что «люди опытные отбирают хорошие монеты, плохие же оставляют простому народу».
В том же году Молльен утверждал, что «в активном пользовании» находятся две трети наличности Франции.
В 1809 году в Европе обращалось примерно 9 миллиардов, из них 4–5 (половина металлических денег континента!) приходилось на Францию.
Какая впечатляющая картина и какой прогресс для французов! Ведь в 1799 году звонкая монета стала большой редкостью, дела остановились, а государственная казна была почти пустой. Перед брюмером в ней было не более 167 тысяч франков, сообщает Жан Тюлар.
24 ноября 1799 года, через несколько дней после переворота, Бонапарт пригласил банкиров на совещание. Присутствовали Перрего, Перье, Рекамье, Делессер и другие финансовые воротилы. Они дружно подписали обязательство об авансе правительству в размере 12 миллионов франков.
«Мы все подпишемся, — сказал Малле. — Есть ли такой парижский банкир или негоциант, который в столь ответственный момент, среди столь прекрасных надежд, не пожалел бы горько о том, что он не поспешил засвидетельствовать свое исключительное доверие правительству, которое имеет на это столько права».
Ясное дело — банкиры и богачи еще перед брюмерским переворотом увидели в Бонапарте избавителя! Ведь Директория замучила их разными «инициативами». Чего стоил один прогрессивный стомиллионный налог на богатых, названный вынужденным займом!
А еще раньше, 30 сентября 1797 года, правительство решило погасить две трети государственного долга с помощью бонов на предъявителя, которые принимали в оплату за национальные имущества. Эти боны быстро упали в цене, разорив тем самым многих лиц, живших на процент с капитала. Возникли уникальные учреждения — приют для жертв государственных банкротств на улице Антуана, убежище для рантье.