Повседневная жизнь французов при Наполеоне

Спору нет, почти любая власть преследует своих противников. И приведенный список состоит из имен, вызывавших наибольшую ненависть Бурбонов и эмигрантов: Наполеон и два его брата, революционные деятели и якобинцы, священники, принявшие сторону революции, имперские служащие и художник Давид, когда-то клявшийся «выпить цикуту» вместе с Робеспьером, а затем ставший придворным живописцем Наполеона. 

Но разве Гаспар Монж перестал быть творцом начертательной геометрии, а Лазарь Карно — видным математиком? Институт Франции — уважаемая корпорация, и прием в его члены всегда являлся событием важным и значительным. Бурбоны же проявили мелочность и пренебрегли истинными заслугами перед родиной, которыми — не в пример им — обладали исключенные из Академии. В своей мстительности они были слишком несдержанны и вновь покрыли себя позором.

Скончалась популярная актриса Рокур[336]. На ее похороны пришло огромное число людей. Когда же они заполнили пространство перед церковью Святого Роха, то им не разрешили войти внутрь храма и попрощаться с телом г-жи Рокур. Служители культа запретили хоронить тело актрисы в освященной земле, так как «людям ее профессии не полагалось христианское погребение».

Тогда люди разбили дверь церкви и, не увидев там священника, решили идти ко дворцу Тюильри. Их гнев еще более усилился, когда они узнали, что священник, отказавший актрисе в погребении, постоянно получал от нее подарки для себя и для бедных прихожан, часто обедал и ужинал у нее. За несколько дней до кончины актрисы он совершил обряд причастия, но теперь «умывает руки»!

Толпа двинулась на Тюильри. Поначалу Людовик XVIII заявил, что священник прав. Но когда ему доложили о масштабах возмущения, он немедленно согласился похоронить г-жу Рокур и послал людей для того, чтобы те проследили за выполнением его приказа.

«Я сделал все кладбища независимыми от священников, — говорил Наполеон доктору О'Мира. — Я ненавидел монахов и выступал за упразднение их и хранилищ их преступлений, монастырей, где безнаказанно расцветали все виды порока. Кучка подлецов, которые вообще представляют собой позор для человеческой расы. Я бы допустил существование в стране только самого необходимого числа священников и ни в коем случае не монахов». (Но почему он тогда доверил им образование маленьких французов?)

Стендаль придерживается похожих взглядов: «Симеон Столпник, двадцать два года простоявший на своем столбе и занимавшийся самобичеванием, отнюдь не добродетелен в моих глазах…

Равным образом я нисколько не уважаю картезианского монаха, который ничего не ест, кроме рыбы, и разрешает себе говорить только по четвергам. Признаюсь, мне милее генерал Карно, который уже в преклонном возрасте предпочел тяготы изгнания в маленьком северном городке[337], чтобы не совершать низости».

Когда же власть начала готовиться к пересмотру материальных итогов революции, стало очевидным, что чаша терпения переполняется. Король издал ордонанс, в силу которого еще нераспроданная часть конфискованных в свое время земель была возвращена прежним владельцам. От этого было рукой подать до полного пересмотра сложившихся отношений собственности. Крестьяне ожидали худшего — не только того, что у них отнимут земли, но и восстановления церковной десятины и феодальных сборов.

Недовольна была буржуазия — правительство не принимало никаких таможенных мер против английской промышленной экспансии. Французские буржуа начинали проигрывать не только иноземцам, но и старому режиму. Бурбоны возвращаются к системе привилегий там, где цивилизация давно предпочитает право. Материальные привилегии, оплаченные налогоплательщиками, и большие куски общественного пирога достаются дворянству и высшему духовенству.

«…Не твердите нам более о трудностях и несчастьях, беспокоящих вас как следствия того, что вы именуете контрреволюцией, — поучал французов Жозеф де Местр[338]. — Все испытываемые вами несчастья проистекают от вас самих. Почему вас не должно было изранить обломками здания, которое вы сами обрушили на себя? Восстановление — это иной порядок вещей: но только возвратитесь на путь, который привел бы вас к нему. Вы придете к созиданию отнюдь не по пути отрицания». 

Недовольна была интеллигенция — вначале люди свободных профессий обрадовались умеренной хартии и свободе слова, забытой при Наполеоне, но вскоре стали раздражаться новыми проявлениями цензуры, насилия и мракобесия.

Католическое духовенство заявляло о том, что крестьян, купивших конфискованные у старых дворян и эмигрантов земли, ждет кара Господня — их пожрут псы, как библейскую Иезавель[339].

А поэт Беранже[340] слагает сатирическую песню про знатных псов, нижайших просителей («Челобитная породистых собак о разрешении им свободного входа в Тюильрийский сад»):