Повседневная жизнь Европы в 1000 году

Соха отличается от плуга тем, что у нее нет колес. Ее труднее направлять строго по прямой и, при одинаковых системах упряжи, она распахивает землю более поверхностно. Зато она более маневренна и ее проще развернуть в конце каждой борозды. В древней Италии, за исключением ее северной части, которая называлась Цизальпинской Галлией [194], была известна только соха. Лишь в части Галлии и в Германии преобладал плуг. И различия между этими двумя инструментами возделывания почвы в общих чертах соответствуют различиям в расположении обрабатываемых полей.    

Во Франции к северу от Луары, в Восточной Франции, в Германии, в Англии, а также на огромных равнинах, где жили славяне, существовал обычай, согласно которому каждый крестьянин не отделял своего поля от соседского никакой изгородью. С приближением зимы или весны, когда наступало время обработки почвы, все деревенские плуги одновременно появлялись на участках, которые предполагалось засеять в этом году. Проследим за работой одного из крестьян. Его волы медленно движутся вперед. Если он достаточно богат и имеет лошадей, то движение становится немного быстрее. Однако можно сказать, что борозда, которую он прокладывает, бесконечна. Только когда он дойдет до края возделываемой территории, пройдя метров сто или больше, мы увидим, как он не без усилия разворачивается и идет обратно, прокладывая следующую борозду. Мы могли бы подумать, что у него очень большое поле, если бы не видели неподалеку от него упряжь другого пахаря, прокладывающего борозду такой же длины параллельно борозде первого. И действительно, сделав пять или шесть проходок туда и обратно, то есть 10-12 «полос», наш крестьянин уходит. Его поле очень длинное, но очень узкое. И поскольку оно не ограничено никакой изгородью, его ширину можно определить только по числу борозд, которое он имеет право проложить.    

Более того, как мы увидим, эти границы принадлежащего ему участка непостоянны. Конечно, крестьянин является хозяином участка, когда в июле приходит время урожая. Именно он, вместе с членами своей семьи, умеющими снимать урожай, выходит на свое поле. Но инструмент, которым они пользуются, навязан им коллективными интересами населения деревни и является обязательным.    

Этим инструментом был серп. Возможно, вы помните в рассказе Андре из Флёри о неблагочестии и злосчастьях богатого крестьянина из Блезуа упоминание о серпе с «зубчатым» лезвием. Следовательно, серп срезал стебли колосьев на манер пилы. Во всяком случае, относительно его формы сомневаться не приходится: это была форма полумесяца. На протяжении всего Средневековья именно так выглядит серп на всех миниатюрах в рукописях, и в частности на миниатюрах, сделанных в Шартре между 1026 и 1028 годами. В руках людей, которые на рисунках срезают колосья, мы нигде не найдем изображений других орудий.    

Почему же серп, а не коса? Потому что коса срезает колосья почти на уровне почвы. В то время как сборщик урожая, напротив, заинтересован в том, чтобы оставить как можно более высокие черенки. Дело в том, что с того момента, как он убрал колосья, и до того времени, когда он возьмется за выращивание нового урожая, его поле, как и поля его соседей, будет ничьим. Эта полоска земли, которая не является его собственностью, поскольку он арендует ее у сеньора, остается за ним только в процессе работы, которую он на ней производит. Да и то не совсем, поскольку, в конце концов, он срезает колосья серпом, оставляя черенки: на эти черенки он имеет не больше прав, чем все остальные жители деревни. Любой может взять их столько, сколько нужно, например, чтобы покрыть соломой крышу хижины. Кроме того, крестьяне посылают на поле свой скот, который будет там находиться, пока полностью не съест все оставшиеся стебли. Это было то, что называлось правом ничьих пастбищ. Вот почему стебли не следовало срезать слишком низко.    

Мог ли член такой деревенской общины посеять на своем поле кормовые травы? Ведь можно было скосить эту траву и сделать себе запас на зиму. Но и в этом случае собственностью крестьянина был только «первый урожай». После того как косьба была закончена, все, что могло вновь вырасти на этой земле, поступало в распоряжение общинного стада, в которое входил весь скот деревни.    

Во Франции южнее Луары, а также в Пеи-де-Ко поля не представляли собой такие длинные и узкие полосы, несколько странные, хотя и весьма распространенные. Здесь их форма была разнообразна: прямоугольные, трапециевидные, иногда треугольные, однако по длине и ширине они были более или менее равны. То же самое было в Италии. В этих странах использовалась соха, которая не мешает при развороте на границе участка. Общинное пользование землей после уборки урожая здесь было менее обязательным, и оно полностью отсутствовало в районах «бокажей», то есть там, где поля окружены живыми изгородями. Так было в Бретани, в Котантене, в Мэне, Перше, частично в Пуату и Вандее, в Стране басков, на большинстве склонов Центрального массива, в Бюже и Пеи-де-Жекс.