Повседневная жизнь американской семьи

После всего сказанного может сложиться впечатление, что для любви у американцев остается мало места. А вот и нет. Как это ни парадоксально, но «больше, чем любой другой народ, американцы верят в любовь, делают из нее культ», — пишет Макс Лернер. Ученый как будто удивляется этому феномену. Ведь на этот цветок — романтическую любовь — велось да и сейчас ведется наступление с разных сторон. Сначала расцвету свободных и сильных чувств мешала церковь с ее религиозными канонами. Потом на романтизм в любом его виде стала наступать технизация, вовлеченность человека в мир механизмов, власть машин. И все-таки... «Ни завещанному пуританской традицией чувству греховности, ни технизации американской жизни — двум величайшим врагам романтической любви — не удалось разрушить этот идеал. Наследие пуританизма — стыд, тайна, наслаждение украдкой, в страхе перед суровым общественным наказанием — отозвалось усилением романтического культа. Технизация же в этот машинный век лишь усилила старую романтическую традицию».

А как же трезвость и расчет по поводу секса? Складывается впечатление, что в американской ментальности секс и любовь — это два разных понятия; они далеко не всегда совмещаются. Собственно, так происходит в реальной жизни во многих странах. Но в США это уж очень широко распространенная практика: секс — отдельно, любовь — отдельно. О первом можно и нужно говорить прямо, откровенно, без обиняков. Любовь же — ее еще иногда называют «романтическая любовь» — это нечто овеянное тайной и возвышенное.

В разговорах супругов между собой, родителей с детьми слово «любовь» повторяется часто. Во многих домах я слышала на самом будничном уровне: «Любовь моя, какие у нас планы на сегодняшний день?» На футбольном матче женщина, по-видимому, мать, в ажиотаже кричит своему сыну на поле: «Бей, бей, Бобби! Я люблю тебя!» На международном симпозиуме физиков в Вашингтоне в отеле «Мариотт» выступал молодой ученый. Выступление было неудачным. Один за другим на сцену поднимались коллеги и довольно резко критиковали его доклад. Он растерянно посмотрел на ряды зрителей. Встретился глазами с женой, тоже физиком. И та вдруг сказала громко, на весь зал: «Держись, Фредди! Я люблю тебя!». Я наслушалась здесь романтических историй, похожих на рождественские сказки и умилявших меня своей бесхитростной сентиментальностью. Вот одна из них.

Дочь моих друзей, Чака и Розалинды Каролек, Мариса, молодой дизайнер, отправилась в свою первую заграничную командировку, в Италию. Там она встретила Рона, художника и искусствоведа из Нью-Йорка. Обоих я знаю лично. Она — изящная голубоглазая блондинка. Он — пылкий брюнет, живой, остроумный. Сам Бог велел им влюбиться, что они при первом же знакомстве и не преминули сделать.

Но прошел месяц бурной любви в сказочной Италии, оба разъехались по домам, она — в Чикаго, он — в Нью-Йорк. Еще год они посылали друг другу пламенные письма, часами висели на телефоне. В обеих семьях стали поговаривать о браке. Но где жить? С родителями не принято. Устойчивая работа с приличным заработком пока только у Марисы. Рон, художник, мечется в поисках временных заработков. Решили так: он переезжает в Чикаго, пробует найти постоянное место. Она остается пока жить с родителями. Роман, все такой же нежный и страстный, продолжается. И, как и положено, от невозможности немедленно его узаконить становится еще горячее.

Проходит два года. Рон находит временную работу. Мариса снимает жилье в пригороде Чикаго. Он уже готов переехать к ней. Но в это время в очередной раз оказывается безработным. «Как мог я, мужчина, без средств к существованию, жениться на девушке и жить в ее доме, за ее счет?» — рассказывал он мне позже.

Он в отчаянии готов вернуться в Нью-Йорк. Но как же любовь? Он не может расстаться с Марисой. А Мариса не может уехать в Нью-Йорк: на работе ее ценят, неплохо платят. А что будет в чужом городе? Наконец Рон находит себе место. Не художника, не искусствоведа — бармена в престижном ресторане в центре Чикаго. Можно уже жениться? Нет, у Рона опять все не слава Богу. Он — натура художественная, творческая. Атмосфера ресторана его, естественно, угнетает. Он впадает в депрессию. Какой уж тут брак!

Семь лет продолжалась эта любовная канитель. Оборвалась она внезапно. Во время своего визита к родителям в Нью-Йорк Рон получил предложение стать компаньоном отца, владельца небольшого магазина, там и остался. Разрыв был болезненным, сердечные раны не зажили у обоих, по-моему, до сих пор.

В многочисленных опросах, которые американские социологи проводят среди супружеских пар, на вопрос: «Что для вас самое главное в семейной жизни?» из разнообразного набора — «материальный достаток», «дети», «укрытие от житейских бурь», «любовь», «общность духовных интересов»... — на первое место неизменно выходит «любовь». Таким образом, ценность романтической любви, так решительно заявленная Максом Лернером, глубоким знатоком американской культуры, получает свое социологическое подтверждение.