Поворот судьбы

— Забавно! — Фрэнк стоял к ней спиной и ворошил костер, от чего в небо взметались мириады искорок. — Я, конечно же, за равноправие мужчин и женщин, но не могу связать воедино вас и какую-то там карьеру. На мой взгляд, вы просто созданы для того, чтобы давать удовольствие и получать его от мужчины, от детей, которых народите ему.

— Странно вы рассуждаете! Все-таки двадцатый век…

— Кажется, вы меня не так поняли, — сказал он, оборачиваясь к ней. Его лицо в отблесках огня было необыкновенно красиво, а глаза ярко сверкали. — Когда смотрю на вас — вижу перголу, увитую розами, ощущаю запах только что испеченного сдобного пирога с персиками, слышу веселые голоса детей во дворе. Разве это плохо? Нет, конечно! Поэтому я задаюсь вопросом — почему вы пошли по жизни другой дорогой?

Господи! Как нелегко ответить! Не любила она никого — вот и все. А настоящий дом, когда в семье мир, радость, а дети счастливы — самое ценное, что может быть у женщины. Но без большой взаимной любви ничего этого не бывает. Сандра задержала дыхание. Она полюбила Фрэнка, возможно, и он ответит на ее чувство, а в итоге… Ей судьбой предназначена эта самая «другая дорога».

— Если я никогда не выйду замуж и у меня не будет своих детей, я, по крайней мере, смогу посвятить себя другим детям, принести им пользу. Поэтому я и решила стать учительницей.

— Это мне понятно! Вы будете прекрасным педагогом, но лучше, если Станете хорошей матерью. Вы человек щедрой души, готовы броситься на помощь по первому зову сердца, однако боюсь, в конце учебного года окажетесь на грани нервного срыва.

Он оказался не первым, кто обратил ее внимание на оборотную сторону медали.

Сандра проходила практику в маленьком городишке на севере Флориды. В ее классе учился мальчуган — один из тех, про которых говорят, что лишь одни глаза и остались. Нестриженный, весь какой-то взъерошенный, он ходил в школу все время в одной и той же рубашке, несвежей и поношенной. Она незаметно привязалась к нему. Если было за что — обязательно его хвалила, в то же время стараясь не акцентировать внимание на том, за что следовало бы наказать. Каждый вечер, когда возвращалась домой — она жила в крошечной комнатенке допотопного общежития, — только о нем и думала. Не голодает ли, не обижают ли родители?

И вот однажды отзывает ее в сторонку учительница, под руководством которой она проходила практику, и говорит, что хотела бы побеседовать по душам.

Таких, как этот мальчик, великое множество, сказала она. Практика скоро закончится. Сандра уедет и этого ребенка никогда больше не увидит, даже не вспомнит о нем. Можно быть доброй, отзывчивой, тактичной и прочее и прочее… Все это прекрасно, но… но только пока ребенок находится в сфере твоего влияния. Если подозреваешь, что родители плохо обращаются с мальчиком, можно написать докладную — проверят, так ли это. Бедность не преступление, поэтому грязная и порванная одежда совсем не основание для проверки, добавила она. Недостаточная любовь родителей к своему ребенку властями в расчет тоже не принимается, а посему не наказывается. Выслушав все это, Сандра не приняла никаких мер. Можно сказать, устранилась. Довела практику до конца, как положено — правда, с большим трудом.

Вот подойдет к концу лето, и расстанется она с детьми Фрэнка. И ничего тут не поделаешь! Но ведь если мириться с суровой неизбежностью всю жизнь, ничего не делая, чтобы изменить это, можно потерять веру в себя, свои силы. Но, с другой стороны, что можно сделать?

Она поднялась, скрестила руки на груди, обхватив себя за плечи.

— Хочу и буду учить детей! — сказала она упрямо. — Нужно лишь самой научиться не искать легких путей, и все будет хорошо.

У нее зуб на зуб не попадал, такая била дрожь. Фрэнк подошел к ней.

— Простите, Сандра, что заставил вас переживать. Не мое это в общем-то дело, — сказал он, обнимая ее и прижимая к себе.

Теперь ее бил уже настоящий колотун. Отведя голову чуть в сторону, она подняла на него глаза, хотела сказать, что никак не может унять дрожь, но слова застряли в горле. Они стояли, стараясь отыскать в глазах друг друга увертливую, вечно ускользающую истину, другими словами — то, что не было сказано.

— При лунном свете вы стали похожи на лесную нимфу, — сказал он. — Волосы такие блестящие, румянец на щеках, а глаза — зеленые-зеленые, будто изумруды.

Она ни капельки не удивилась, когда поняла, что он хочет поцеловать ее. Видела, как наклоняется, чувствовала его теплое дыхание, ощутила сладость поцелуя еще до того, как его губы коснулись ее губ. Ласковым — возможно, ласкательным этот поцелуй назвать было никак нельзя. Он был скорее совратительным, может, совращающим. Сандра в нюансах обольщения слабо разбиралась, но то, что мужчина именно так целует женщину, когда более чем восхищается ею, она почувствовала сразу.