Поворот под Москвой

В рассуждениях Бока интересно то, что, говоря о наступлении, он вообще уже больше не рассчитывал на окружение Москвы. Переход к обороне на рубеже вдоль Москвы-реки и канала Москва — Волга, по его мнению, чрезвычайно растянул бы фланги группы армий «Центр» на севере и на юге. Поэтому об одновременном выдвижении групп армий «Север» и «Юг» не могло быть и речи, так как они были бы не в состоянии вести наступательные операции на внутренних флангах. Да и на самом восточном направлении позиция была бы невыгодной, ибо до тех пор, пока русская столица остается в руках противника, можно ожидать затяжных кровопролитных боев как внутри города, так и на его подступах. Учитывая географические условия и наличие коммуникаций, русские всегда находились бы в преимущественном положении. Поэтому непонятно, как Бок, хорошо представлявший себе это обстоятельство, мог все же надеяться занять непосредственно на западной окраине Москвы выгодные зимние позиции, обеспечив тем самым благоприятные условия для возобновления боевых действий весной 1942 года. К тому же следует учесть, что и рубеж, который группа армий заняла к 15 ноября, оказался не пригодным для обороны и для «зимовки». Поэтому, если наступление не возобновится, было бы самым правильным отойти на хорошо оборудованные позиции, с которых была начата операция «Тайфун». Но подобного рода добровольный отход не одобрили бы ни Гитлер, ни руководство вермахта. Они считали, что нельзя отказываться от боя, пока остаются хоть малейшие силы. Офицеры воспитывались так, чтобы уметь по возможности оптимистически оценивать обстановку. Командир 9-го армейского корпуса генерал пехоты Герман Гейер, когда появились известные признаки беспокойства по поводу хода боевых действий на Восточном фронте, обратился к командирам дивизий с письмом, в котором он характеризует подобающее командиру поведение следующим образом:

«Кто в военных делах пытается объективно взвесить доводы „за“ и „против“, тот скорее обратится к доводам „против“, чем „за“, то есть раньше заметит те или иные трудности. Это свойство как человеческой натуры вообще, так и солдата в частности. Оно проявляется вдвойне, если человек судит со своей колокольни, не зная положения дел в целом…

Такая точка зрения и такое поведение для солдата просто преступны… Нужно в любой ситуации уметь находить и распознавать позитивное, это самое главное. Ведь известно, что и у противника есть свои трудности и что от тебя зависит не потерять то, чего ты не хочешь потерять. Из трудного положения солдат может выпутаться даже тогда, когда это, казалось бы, свыше его сил. Часто успех висит на ниточке, решается буквально в последнюю секунду. Зачастую ты с опозданием замечаешь, что противник был бы уничтожен, прояви ты чуть больше активности».

Подобные мысли разделял, по-видимому, и Бок, тем более что он получил от Гитлера конкретную задачу по окружению Москвы. И эту задачу нужно было с честью выполнять, даже если это было в пределах лишь тех возможностей, которые предусматривал Бок. Бока никак нельзя упрекнуть в том, что он был верным паладином Гитлера и его идей. Нельзя его обвинить также и в том, что он недооценивал свои силы и переоценивал силы противника, тут было как раз наоборот. В кризисной обстановке он, будучи верным своему долгу, должен был выполнять полученные приказы и принимать, как специалист, на свою ответственность необходимые решения.

Избалованный целым рядом побед, Бок надеялся завоевать и эту последнюю победу, рассчитывая все же своей группой армий пробиться к окраинам Москвы. Личное тщеславие сыграло здесь не последнюю роль. Это привело к тому, что он недостаточно прислушался к мнению командующих армиями и не учел всех трудностей, которые испытывали его войска. Бок, с самого начала твердивший о взятии Москвы, всегда считавший ее конечной целью в выполнении его группой армий задачи на Восточном фронте, теперь, когда окружение Москвы стало невозможным, не нашел в себе мужества быть последовательным и потребовать прекращения всей наступательной операции, как это сделал Рундштедт.