Поворот (ЛП)

Твою мать! Ей это нравится. Она наслаждается процессом. И она хотела, чтобы я видел, что она делает это не потому, что обязана или в качестве одолжения, а потому что сама захотела. Это не только до одури восхищает, но и так возбуждает, что я в любую минуту готов взорваться.

Закрыв глаза, она снова опускает голову, вбирая весь мой член в свой скользкий ротик. Когда головка задевает заднюю стенку ее горла, мои вдохи стали сопровождаться стонами. Выгнувшись дугой, я зарываюсь рукой в ее густые волосы, завивая гладкие пряди вокруг пальцев, пока ее голова медленно покачивается.

Она не спешила, ласкала меня аккуратно и неторопливо, используя губы, язык, руку и даже зубы. Она снова и снова доводила меня до грани, но в последний момент отступала, тем самым сводя меня с ума. Когда я был готов начать умолять ее сжалиться надо мной, она сменила темп.

Плотно обхватив член губами, она начала ласкать меня от основания до головки, при этом немного покручивая головой. Больше никаких поддразниваний. Она сосала быстро, уверенно сжимая ствол, а другой рукой массировала яички, и для меня это стало последней каплей, меня прорвало. Она замедлила темп, ослабила губы в то время, как я начал кончать так мощно, что сначала перед моими глазами появились звездочки, а затем горячая струя выстрелила ей в горло.

Она оставалась в таком положении, пока мой мозг приходил в себя, после чувства полного опустошения и удовлетворения, и правильности всего происходящего. Затем она выпустила меня изо рта и поднялась, опираясь одной рукой на ручник, а другой на мое бедро. Мои глаза были затуманены от эйфории, я видел, что она смотрела на меня с легкой улыбкой, играющей в уголках рта. А затем заметил, как она сглотнула.

Твою мать! Что она со мной сделала? Если это вид искусства, то она — хренов Пикассо. Казалось, в этот момент земля ушла у меня из-под ног, и все мое мировоззрение перевернулось. Я больше никогда не буду прежним. У меня появилось новое определение экстаза, а воспоминания о губах Миа на моем члене до конца жизни будут являться ко мне во снах.

Сев так, чтобы мы оказались лицом к лицу, она наклонилась вперед, прижалась к моим губам, двигая языком, пока я не разомкнул их и не впустил ее. Я положил руку ей на бедро, притянул к себе, и мы сидели, целуясь медленно и основательно.

Она разорвала поцелуй, откинула голову назад, чтобы я мог хорошо видеть ее зеленые глаза, прямой нос, и полные губы, опухшие после поцелуя.

— Вот такой у тебя вкус, — шепчет она провокационным тоном.

Она вернула мне мои же слова, и это переносит меня в тот момент, когда я впервые увидел ее голой, впервые моя голова оказалась у нее между ног, и я впервые услышал ее громкие стоны, пока мои пальцы ласкали ее изнутри.

Все это заставило меня понять, что сейчас я хочу ее больше, чем когда-либо. Она, как наркотик. Она течет в моих венах. Дикая, раскованная, беззаботная Миа. Я едва не произнес слова, которые так долго держал в себе. Чувства, заполняющие мое сердце и разум, такие четкие, но все же пугающие. Но я смог сдержаться, пряча эти чувства глубоко в себе.

И чтобы убедиться, что они там и останутся, я беру Миа за руку и начинаю возмущаться. — Ты просто сумасшедшая.

Она отклоняется назад, хмуря брови. — Ты что злишься на меня?

— Нет, — я чувствую, как опять начал терять контроль, но решил продолжить. — Может быть, немного.

Она вырвала свою руку и села обратно на свое место. Она сидела и смотрела на меня, таким удивленным и ранимым взглядом. — Прости, ладно, этого больше не повториться.

— Я не это имел… — резко выдохнув, я начал поправлять свою одежду. — Если бы мимо проезжали полицейские и захотели бы проверить все ли у нас в порядке, то нас бы арестовали. Ты это понимаешь?

Я сверлил ее серьезным взглядом, а сам в это время застегивал ремень и поправлял футболку.

Ее глаза сверкнули раздражением и упрямством. — Тогда почему ты меня не остановил?

Я выдохнул вместе с нервным смешком.

— Ты постаралась, чтобы я перестал здраво мыслить.

Ее раздражение тут же сменилось самоуверенностью. — Я же говорила, это настоящее произведение искусства.

Ага, а она хренов мастер этого искусства. Я должен был отвернуться, потому что сомневался, смогу ли устоять перед ней, и от этой мысли мне захотелось что-нибудь разбить.

— Знаешь, — сказал я, включая дворники, — тебя никогда не арестовывали, так что поверь мне на слово — это не шутки.

Это очень унизительно, ужасно и пугающе. Ты не представляешь, что будет с тобой дальше, как долго тебя продержат в камере, или разрушит ли эта глупая ошибка всю оставшуюся жизнь. Я до сих пор помню, как меня трясло, помню запах пота и фекалий в переполненной камере. Помню боль в мочевом пузыре, который готов был лопнуть, потому что я терпел, отказываясь идти в туалет на глазах у всех этих людей. Помню вкус так называемой еды, поданной на завтрак. Так что арест это вам, мать его, не шутки.

Миа так долго молчала, и у меня не осталось выбора, как повернуться к ней. И тут она повторила мои слова.

— Поверить тебе на слово? Что ты имеешь в виду?

Черт, черт, черт, черт!