— Угу, — он выглядел недовольным. — Она звонила, просила денег, чтобы она могла повидаться с твоим отцом.
Я застыл, глядя на него в упор. Вот же сук...
— Ты перевел ей денег?
— Да, а что? — он удивленно свел брови, а затем в его глазах было видно понимание. — Она и у тебя просила денег?
Это было скорее утверждение, не вопрос. Он довольно хорошо знал мою мать, я удивлен, что ему потребовалось так много времени понять ее действия.
Качая головой от отвращения, я запустил руки в карманы своих шорт, и продолжил.
— Я сказал ей, что я дам ей денег, если пообещает больше никогда мне не звонить.
— Ха! — Неожиданный громкий смешок дяди заставил сидящих рядом обернуться. — И как она на это отреагировала?
— Как и ожидалось, — устало заявил я.
Если честно, я не горжусь тем, как прошел тот разговор. Конечно, моя мама давно напрашивалась, но я чувствую, будто опустился до ее уровня. Если не брать во внимание обычные просьбы денег, то ее звонки были настолько редки, что их даже нельзя отнести к раздражающим. А то, что доводила меня до белого каления, то я сам виноват, что так остро реагировал. Я должен был стараться держать себя в руках, ведь моя злоба причиняла больше боли мне, чем ей.
— Ой, мне кажется, это наш, — сказал дядя Уоррен, когда девушка за стойкой прокричала: «Номер сорок два», и он взглянул в чек удостовериться. — Точно наш!
До того, как я успел пошевелить хоть одним мускулом, он уже поднялся с дивана забрать нашу заказ, поэтому я откинулся назад и стал ждать его возвращения. Вскоре он вернулся с красным подносом с двумя огромными бургерами и жареной картошкой, и я решил промолчать, позволяя ему в тишине насладиться первым кусочком. Как и ожидалось, он закатил глаза и тихо простонал:
— Господи, как же я давно об этом мечтал!
Я откусил от своего бургера и сразу же ощутил на языке вкус поджаренной булочки, мяса, сыра, латука, сочных помидоров и секретного соуса. Если честно, вкус был отвратительным, впрочем, как и любая еда для меня в последнее время. Эти несколько недель мне совсем не хотелось есть, и я силой заставлял себя. Не торопясь, макая картошку в кетчуп, я спросил.
— Думаешь, она действительно полетит туда?
— Кто знает? Возможно, она там уже сейчас. — Было сложно разобрать его слова из-за набитого рта, но, когда он прожевал, на его лице было явное неудовольствие. — Не представляю, как может пройти эта встреча.
Эм-м, да… Мои родители никогда не были любящей парой. После минуты в тишине я решил, что все-таки должен задать ему вопрос. Ради него. Потому что для него это важно. Сделав глубокий вдох, спросил.
— Ну, так как он?
Застыв с недоеденным бургером, дядя поймал мой взгляд. Он мгновенно погрустнел, уголки его губ опустились. Тяжело вздыхая, он положил бургер на поднос, вытер салфеткой рот перед тем, как ответить.
— Твой отец уже не тот, что прежде, Джей. — Он на секунду выглядел отрешенным, но быстро тряхнул головой, объясняя свои слова. — Это все из-за наркотиков. Нельзя много лет травить свое тело, не ожидая тяжелых последствий. Он провел двенадцать лет в одиночке, находясь двадцать три часа в сутки в крошечной камере. И, даже когда его выпускали, он все равно оставался один. Единственными собеседниками были голоса в его голове.
М-да... это страшно.
— Он тебя узнал? — спросил я, понимая, что меня распирает любопытство.
— Отчасти. Казалось, одну минуту он был в себе, а в следующую уже нет. Он просто, ну ты знаешь, бормотал про правительство, о том, что он «избранный», и им его не остановить, потому что он знает все их уловки.
Я покачал головой и прикрыл глаза. Удачи, пап! Власти уже давно тебя поймали.
Дядя вновь взял свой бургер, откусил кусок, пока я отпил воды, смачивая пересохшее горло.
— Он хоть понимает, что они будут с ним делать?
Дядя Уоррен кивнул, продолжая жевать. Прожевав, он ответил:
— Там присутствовал его адвокат, и мы немного поговорили. Он рассказал о его переживаниях относительно показаний Мендеса, и о том, что они могли продолжить подавать апелляции. Но в прошлом году, в период своего просветления, твой отец попросил его прекратить все действия.
Глядя вниз, пока макал картошку в кетчуп, он добавил.
— Он хотел, чтобы все, наконец, закончилось.
Вот дерьмо! Я ждал, пока мои внутренности сожмутся, в отвращении от цинизма всей ситуации, но этого не произошло. Потому что решение моего отца сдаться было чертовски грустным. Не в смысле: «Ах он бедный несчастный!». Ведь, если бы у него хватило смелости и чести, он бы давно ответил за свое преступление, а не тянул бы до тех пор, пока не мог больше сидеть в тюрьме.
Господи!
Потеряв аппетит, я бросил на поднос недоеденный бургер. Дядя, наоборот, доел свой и уже сминал обертку. После он добавил.
— Он спрашивал о тебе.
Я напрягся всем телом.
— Не надо, — тихо попросил я.
— Джей, я не собираюсь читать тебе нотации. Ты же хорошо меня знаешь. — Дядя Уоррен снова откинулся на диван, смотря на меня непоколебимым взглядом. — Он понимает, почему ты не хочешь с ним общаться. И когда я рассказываю ему о тебе, чего ты добился, в этот момент он говорит и выглядит почти вменяемым.