— Две мертвые девицы с разрывом меньше суток, у обеих эти визитки. Вам это ни о чем не говорит?
— Кроме визиток, их ничто не связывает.
— Но этого достаточно. Готов поспорить, что клининговое агентство — это только прикрытие, чтобы привозить девушек в страну, а потом они выбирают самых уязвимых, отбирают паспорта, угрожают родственникам. Вы же не хуже меня знаете, как все это делается! Между этими двумя девушками есть связь, иначе просто быть не может. И след ведет сюда.
— Может, это просто совпадение.
— Вы спорите из любви к искусству. Я не верю в совпадения. Совпадение — это просто объяснение, которое ждет своего случая.
— Столько мудрости от глупца, но мне хочется еще раз напомнить, что вы не полицейский и это не ваше дело.
— Но это
Его охватило отчаяние. Если бы только он защелкнул на экономке наручники и пристегнул ее к ближайшему тяжелому предмету. Или привязал бы ту утопленницу к буйку, или помешал бы розовому фургону уехать, или арестовал бы Марийют — что угодно, лишь бы получить неопровержимую улику вместо этого миража. Он словно старался удержать воду меж пальцев.
— Будет здорово, если вы мне поверите. — В его голосе было больше отчаяния, чем ему хотелось бы.
Ему показалось, что она снова будет испытывать на нем характер, но она подошла к одному из грязных окон и посмотрела на открывавшийся из него вид — каменную кладку стены соседнего дома. А потом вздохнула со словами:
— Солнце зашло за нок-рею, рабочий день закончен. Пойдемте выпьем.
— Вам нравится
— Ну, кантри же не все одинаково…
— И вы живете во Франции?
Беседа напоминала допрос. Он решил, что ему больше нравится, когда Луиза углубляется в его «психопатологию» и обзывает идиотом.
— Никогда не была во Франции, — сказала она.
— Даже в Париже?
— Даже в Париже.
— Даже в Диснейленде?
— Боже, я же сказала, что никогда не была во Франции. Ясно?
— Ясно. Хотите еще?
— Нет, спасибо, я за рулем. Мне вообще не нужно было пить.
— Но вы же пьете.
Их разговор отличался почти мужской нейтральностью, хотя Джексон упомянул, что разведен, а она пожала плечами:
— Я не была замужем. Какой в этом смысл?
Он узнал, что ей нравятся «саабы», что она сделала молниеносную карьеру, очень быстро став инспектором, «шагая по трупам», и что она носит контактные линзы («Вам стоит попробовать»). А потом она вдруг спросила:
— У вас кто-нибудь есть?
И он ответил:
— Джулия. Она актриса.
Он не смог удержаться от извиняющихся ноток в голосе, словно в профессии актрисы было что-то непристойное (хотя зачастую — было). Не спроси его Луиза, упомянул бы он про Джулию? Суровое мужское «нет».
— Она играет в спектакле на Фестивале.
— Какая она?
— Она актриса.
— Вы это уже сказали.
— Знаю, но можно сказать, что в этом она вся и есть. Ну, она маленького роста, жизнерадостная. Обычно.
— С описанием трупов у вас лучше получается.
— Джулию трудно описать. — Он уставился на остатки своего виски, словно увидел там шпаргалку. Описать Джулию было невозможно: чтобы понять ее, нужно было ее знать. — Она похожа… на саму себя.
— Ну, это ведь здорово, верно?
— Да, думаю так.
Но ему казалось, что все было как раз наоборот. В том-то все и дело. Влюбляешься в женщину за ее неповторимость, а потом хочешь ее изменить.
Луиза нравилась ему за упрямство, цинизм и самоуверенность, но дайте им пару месяцев, и именно эти ее качества будут его бесить. «Дайте им пару месяцев» — о чем это он?
— Что ж, спасибо за коктейль, — резко сказала Луиза, вставая и надевая жакет. — Мне пора.
Он бы помог ей с жакетом, но не знал, понравится ли ей это. Но дверь он ей открыл. Мать накрепко вбила в него манеры, в основном с помощью подзатыльников. «Всегда придерживай дверь, всегда предлагай свое место. Джентльмен никогда не позволит леди идти с внешней стороны тротуара». Она выросла на задворках Ирландии, где даже не было тротуаров, но не хотела, чтобы ее сыновья стали такими же, как их отец. Он никак не мог понять это правило с тротуаром. («Это чтобы ты умер первым, если лошади вдруг понесут и экипаж заденет прохожих», — объяснила ему Джулия.)
Он проводил Луизу до центральной улицы, и чем дальше они шли, тем больше им встречалось гуляк, не считая обычной публики — глотателей огня, жонглеров, велосипедистов на одном колесе или всех трех в одном. Парень на одноколесном велосипеде жонглировал пылающими факелами, в прямом смысле балансируя на грани возможного. Женщина притворялась живой статуей Марии-Антуанетты. Разве женщинам подходит такая работа? А мужчинам, если на то пошло? Каково бы ему было, если бы Марли выросла и заявила, что хочет зарабатывать чем-то подобным?
— Ну, не знаю, — сказала Луиза Монро. — Целый день бездельничать, может, у меня и получилось бы.
— Поверьте, на деле это совсем не так привлекательно.