Поворот к лучшему

Джексон полжизни провел в мундире, и это ему ничем не мешало, разве что утром не нужно было выбирать, что надеть, поэтому женщина в форме всегда казалась ему любопытным явлением. Ну конечно, не во всякой форме, нацисты, официантки и регулировщицы в счет не шли. Он попытался вспомнить, видел ли когда-нибудь Джулию в форме, так сразу было трудно придумать, какая бы ей пошла, она была не из тех, на кого легко подобрать костюм. За форму сходил черно-белый ансамбль Луизы Монро. На шее у нее билась жилка. От этого она казалась более уязвимой, чем наверняка была на самом деле.

Он так и не успел до конца продумать третий фактор, потому что именно в эту секунду женщина в этой конкретной форме его заметила и, потянувшись к посудомоечной машине, выхватила из нее большую плоскую тарелку и четким движением разрезала ею воздух, будто это была фрисби, целясь ему прямо в голову. Джексон пригнулся, и тарелка разбилась в коридоре, пролетев в открытую дверь. Прежде чем она схватила еще одну, он поднял руки вверх:

— Вы берете пленных?

— Чемпионка университета по метанию диска, — ответила она без всякого раскаяния за то, что чуть его не обезглавила. — Почему вы подкрадываетесь?

— Я не подкрадываюсь, я искал кого-нибудь, чтобы убрать у меня в квартире, — сказал Джексон, пытаясь сойти за беспомощного самца («Ничего трудного», — услышал он у себя в голове голос Джози). — Я увидел фургон и…

— Мы не уборщицы. Мы — горничные. — Она немного смягчилась. — Извините, я нервничаю.

Она села за стол и обхватила руками голову, кожа на них была красной и раздраженной, словно от дерматоза.

— Сегодня утром София, горничная, моя подруга, нашла убитого человека в доме, где мы прибираемся. Было ужасно, — скорбно сказала она.

— Ужасно, конечно, — откликнулся Джексон.

— Для такого нам платят слишком мало.

Деньги. По опыту Джексона, всегда неплохо начать именно с них. Он вынул из бумажника пять двадцатифунтовых банкнот и положил их на стол.

— Как вас зовут?

— Марийют.

— Так, Марийют, — Джексон щелчком включил электрический чайник, — как насчет чашки чая?

— Это молодая женщина, — терпеливо повторил Джексон, — мне нужно знать, есть ли она в ваших списках.

В офисе «Услуг» царило безразличие. Дежурная администраторша — судя по всему, единственный человек в здании — плохо говорила по-английски и прилагала все усилия, чтобы неправильно его понять. Он автоматически перешел на примитивный пиджин-инглиш, потому что в глубине своей наивной, полной пережитков души был уверен, что иностранцы не способны освоить английский, как он есть, хотя, конечно же, это у англичан нет способностей к иностранным языкам.

— Уши? Крестики? — громко сказал он.

Офис располагался в мощенной булыжником подворотне в двух шагах от Королевской Мили. Эдинбург уже давно умылся от сажи, но стенная кладка в этом месте была щедро покрыта черным налетом — памятка о закопченном прошлом столицы. Это была холодная, неприглядная нора, до которой почему-то не дошли руки ни у Просвещения, ни у застройщиков.

«Услуги» притулились между ресторанчиком (самозваным «бистро») и фестивальной площадкой № 87. Джексон заглянул в мрачное и подозрительное на вид бистро, где обедало несколько посетителей. И взял на заметку, что есть здесь не стоит. Площадка № 87 снаружи напоминала сауну, но внутри унылая группа американских старшеклассников играла «Кавказский меловой круг»[93] перед аудиторией из двух человек, которые, вероятно, зашли, как раз надеясь попасть в сауну. Джулия предупреждала его о «саунах» в Эдинбурге. «Никакие это не сауны, а сам понимаешь что».

Офис скрывался за непритязательной черно-белой дверью с дешевой пластиковой табличкой «Услуги — импорт и экспорт». На ней не было никаких восклицательных обещаний выполнить его желания. «Импорт» и «экспорт» — если и есть слова, покрывающие любой грех, то это они и есть. Над звонком висела камера видеонаблюдения, поэтому каждый, кто вставал перед дверью, подвергался тщательному осмотру. Он придал лицу самое благонадежное выражение и представился курьером. Еще никто недодумался спрашивать у курьеров удостоверение личности.

Он поднялся по лестнице и прошел по коридору, заставленному контейнерами с жидкими моющими средствами. На одном из них была надпись «Огнеопасно». На другом был нарисован черный череп со скрещенными костями, но надпись была на незнакомом Джексону языке. Он подумал о Марийют и ее огрубевших руках, как она орудует тряпкой, начищая раковину. На худой конец, он мог бы заявить на «Услуги» в санитарную инспекцию. По другую сторону стена была уставлена коробками с загадочной надписью «Матрешка».

Может быть, «Услуги» — преступный картель, подчинивший себе весь город. А зачем тогда эти распятия? Преступный картель под крылом Ватикана?

— У этой женщины в ушах были распятия, — объяснял Джексон администраторше. — Крестики.

Он взял у нее со стола ручку, нарисовал на стопке листков для записей распятие и показал на свои уши.

— Серьги, как у вас. — Он указал на серебряные кольца в ушах администраторши.