Поворот к лучшему

Существуют правила. Правила гласят, что нельзя увлекаться свидетелями, нельзя увлекаться подозреваемыми и нельзя увлекаться преступниками. А Джексон Броуди ухитрился стать всеми тремя одновременно. Да, Луиза, умеешь ты выбирать мужиков. И само собой, нельзя увлекаться мужчиной, у которого уже есть женщина.

По крайней мере это объясняло его приезд в Эдинбург. «На Фестиваль», — сказал он, когда она впервые брала у него показания, но он не был похож на тех, кого интересуют подобные вещи. Сходство так и не проявилось. Но его Джулия играла в постановке.

— Какая она, Джулия? — От звука этого имени у Луизы все внутри сжалось от ревности. Прикуси язык.

— Она актриса.

Сюрприз. Произнося ее имя, он нахмурился.

Будь честной. Иногда это трудно, особенно перед самой собой. Она была прирожденной лицемеркой. Даже слово «лицемерка» — это обман, по-настоящему надо было бы сказать «лгунья». Будь честной, Луиза, Джексон тебе нравится. Такое пустое, подростковое слово — «нравится». «ЛУИЗЕ МОНРО НРАВИТСЯ ГРАНТ НИВЕН» на двери школьного туалета в четвертом классе. Констебль Луиза Монро с инспектором Майклом Пири на заднем сиденье полицейской машины глухой ночью после его отвальной. «Боже, Луиза, ты мне всегда дико нравилась». Тусклое поблескивание его обручального кольца, разнузданное совокупление, породившее Арчи. Как странно, что младенцы — абсолютно невинные души, по сравнению с которыми любая добродетель будет недостаточно добродетельной, — создаются таким вульгарным способом. Зверь о двух спинах. Может, Джексон ей и не нравится, может, она просто увидела в нем того, кто после всех испытаний сохранил в себе что-то, чем мог поделиться с другим. «Ты не можешь получить все сразу, — говорила одна ее подруга. — Жесткость и нежность в мужчинах несовместимы, они как стейки — либо одно, либо другое». Жесткость и нежность, сочетание несочетаемого, гегельянский синтез. Дуализм — эдинбургская болезнь. Можно получить все сразу, Луиза была в этом уверена, пусть даже только в самом дальнем уголке галактики. Или с Джексоном Броуди. Может быть.

У него под бровью она заметила шрамик от ветрянки. У Арчи был такой же почти в том же месте, крошечная овальная выемка, — Луиза считала, что она никогда не сойдет.

В его темных волосах пробивалась седина. По крайней мере, он не стал, как большинство мужчин среднего возраста, отращивать бороду, чтобы скрыть двойной подбородок, да и не было у него, считай, никакого двойного подбородка. Когда она была моложе, то даже представить не могла, что седеющие, бородатые мужчины средних лет вообще могут быть привлекательными. Это пришло само собой. Но нельзя забывать о Джулии. И все же она актриса, и когда он говорил о ней, то нахмурился. Два очка против Джулии.

Странно, что влечение к другому человеку рождается из таких простых вещей, из того, как они подают вам бокал со словами: «Я в вас верю». Из шрама-щербинки, из отчаяния на лице при имени «Джулия».

Луиза плавно скользнула в гараж. Она вспомнила, как Сэнди Мэтисон рассказывал, мол, кто-то только что продал гараж за сто тысяч. Эдинбург отличался тем, что даже в самых дорогих домах не было гаражей, и богатеи были обречены на ужасы уличной парковки, тогда как у Луизы, в ее современном, безликом (но все равно дорогущем) городском коттедже, был гараж аж на две машины. Спасибо, Грэм Хэттер. Урна с останками ее матери теперь стояла на полке в гараже между полупустой двухлитровой банкой краски и жестянкой с гвоздями. Она в шутку отсалютовала урне, вылезая из машины: «Привет, мам».

Мармелад ждал ее за входной дверью. В комнате Арчи глухо и гулко пульсировали басы. Мармелад последовал за ней вверх по лестнице, ему приходилось вставать на ступеньку всеми четырьмя лапами и только потом залезать на следующую, а ведь еще недавно он шнырял по лестнице как молния. Штопор у нее в сердце сделал еще четверть оборота.

«Сорванцом, наверное». «Сорванец» — хорошее слово, пригодится ей в следующий раз, когда Арчи во что-нибудь влипнет. «Арчи немного сорванец, но это ничего». Она все чаще представляла, как сидит в зале суда и видит Арчи на скамье подсудимых, и вся его жизнь идет под откос, и ее жизнь вместе с ней. «Вы отдали его в ясли, когда ему было три месяца, и вышли на работу, мисс Монро? Вы всегда ставили карьеру на первое место, верно? Вы не знаете, кто его отец?» Конечно же она знала, просто не собиралась никому об этом рассказывать. «Мухи не обидит, как же», — подумала она. Он был маленькой дрянью, вот как.

Она постучала в дверь комнаты Арчи и тут же вошла, не дожидаясь ответа. Всегда старайся застать подозреваемых врасплох. Арчи с Хэмишем (черт, она забыла про Хэмиша) скучковались у компьютера. Она расслышала шепот Хэмиша: «Идет, Арч». Стоило ей войти, как Арчи выключил монитор. Порнушка, не иначе. Она выключила музыку. Не стоило ей этого делать. В конце концов, у него тоже есть права. Нет, нету.

— Не возражаете, мальчики? — спросила она. В ее голосе было больше полицейских ноток, чем материнских.