Поводырь

– Да я ни в жизнь не поверю, что ты на такое способен, трепло…

– Я докажу тебе! – отвечал Нистрам и взглянул на трактирщика, – а ну неси яблоко, смерд!!!

Наёмники порядком посмеялись над словом смерд. Они с собой так какому-то карасю обращаться бы не посмели. Трактирщик же, глядя на Нистрама, то ли испуганно и покорно, то ли покраснев от ярости, но исполнил его указание точно, быстро и покорно. Хотя, боялся больше не его, а наёмников, понимая, что те могут при желании устроить в его трактире.

– Только здесь не стрелять… – робко пробормотал он.

– Тебя не спросил! – грубо отвечал Велеон и тут же забрал яблоко из его рук, а потом поставил на стол.

– На что спорим?

Нистрам, трясущийся от страха, удивился:

– А какой смысл спорить?

– А ты думаешь, коли говоришь, что сможешь, будучи пьяным в дупель, с расстояния от входа в таверну до противоположной стены выстрелить точно в яблоко на голове у человека, то так мы тебе сразу и поверим? – грозно взглянул на юнца Велеон, сказав это даже не запнувшись, хотя был изрядно расслаблен от браги и вина, – я, например, не верю. Поэтому и хочу повысить ставки.

– Да я не знаю даже… – Нистрам уже чувствовал, что зря чесал языком, но нелёгкая, заставившая доказывать, что сын Ванкреда Парадайса не пустое место, его повела, очевидно, совсем не в ту сторону, чему сам юноша явно был не рад. Правда, с собственной гордыней справиться был не в состоянии, а потому иначе поступить уже не мог.

– Да чего ты там не знаешь?! Какого хера заднюю даёшь?! – возмутился Велеон, – коли говорил, что можешь, так и доказывай, раз мужик! Каждый, у кого яйца есть, за свой базар отвечает. Вот и отвечай, щенок, а не скули!

– На что спорим? – тут же твёрдо спросил Нистрам. Когда Велеон назвал его щенком, у него лицо резко исказилось в гримасе гнева и боли, да такой сильной, что, казалось, это оскорбление он слышал не впервой, но ответить на него что-либо был попросту неспособен, ибо в жизни ничего толком не добился. Выходит, действительно щенок в сравнении с остальными. Потому и вынужден был сейчас всё это проглатывать, даже не зная, что и ответить, а делать это ему было невероятно противно. Всё-таки Велеон мешал с грязью не абы кого, а сына самого лорда Ванкреда Парадайса – героя многочисленных войн, уважаемого во многих королевствах человека.

Глаза наёмника сверкнули:

– Ну, что ж… Коли попадёшь в яблоко, я все деньги, как свои, так и моих наёмников тебе отдам, – люди его рассержено завыли, но Велеон любое недовольство резко пресёк, – молчать! – потом снова взглянул на Нистрама, – А коли промахнёшься, то заплатишь нам втрое больше, чем мы должны будем тебе, если попадёшь, – протянул кисть, – по рукам?

– А почему это вы мне заплатите в однократном размере?

– Потому что я-то знаю… – рассмеялся Велеон и помотал головой, – ты не попадёшь, щенок.

– Попаду! – глаза Нистрама налились яростью, а кулаки сжались так сильно от переполнявшей его злобы, что, казалось, сам себе пальцы сломает.

– Так докажи… Щенок, – наёмник протянул руку.

– По рукам! – воскликнул Нистрам, и они с Велеоном обменялись крепким рукопожатием. Точнее первый с невероятным трудом терпел боль от крепкой, как тиски, руки наёмника.

– Ну, вот! Каждый в трактире теперь свидетель. И это хорошо, а то я думал, ты сольёшься, как трусливая собачонка. Но ты целеустремлённый, и это мне нравится. Что будет дальше, посмотрим. Ну, а пока напивайся, – ухмыльнулся тот, – чтобы быть в дупель, как мы и условились…

Нистрам загорелся азартом.

– Трактирщик, браги!

Боги наши, что тут потом началось! Трактир превратился в настоящий базар, где крики, духота и ор сводили с ума все посторонних. При этом Нистрам, и так с трудом говоривший от вдарившего в голову хмеля, почти без передышки выдул восемь или десять кружек браги, доведя себя до такого состояния, что его сначала вырвало, а потом ещё и качался из стороны в сторону, будто матрос в сильнейший шторм, задевая ещё при этом уголок каждого стола.

Всё это время беспокоившаяся Альма с большой опаской смотрела то на своего суженого, превратившегося в настоящий овощ, то на безучастно наблюдавшего за происходящим Реммета. Тот же не придавал серьёзного значения событиям, отвечая на её вопросы:

– Да ты не волнуйся! Сейчас он напьётся до такой степени, что вырубится. Потом мы его под шумок отнесём спать. Наёмники сами уснут и всё забудут под утро. Да и стрелять здесь трактирщик не позволит. А на улице темно, стрелять там нельзя, кроме как разве что наугад. Так что не волнуйся! Никаких проблем не будет.

Но Альма была испугана так, что успокоиться уже была не в состоянии. Руки тряслись, а голос дрожал.

– Я не знаю, Реммет…

– Да всё хорошо будет! Не переживай!

– Если что поможешь? – она вновь взглянула на инквизитора тем же взглядом, растерзавшим своей милостью его сердце тогда при первой встрече. И вот сейчас снова. И чувствовал Реммет, что лезть в это дело не надо, что ни к чему хорошему ситуация не приведёт, но отказать Альме был не в состоянии.

– Помогу.

– Поклянись своей честью и достоинством, инквизитор! Поклянись богами!

Реммет вздохнул.