Поводырь

Снова пожал плечами. Не нравился мне уже этот разговор. Вопрос давно уже на языке вертелся: очень интересно было узнать, не те ли винтовки Никса намерен в Туркестане испытать, что в Москве изобрели на основе моих каракулей? Не ради праздного любопытства, а только исходя из корыстных соображений. Чертежи станков для производства гильз у меня были. Медь, олово и цинк в крае добывали. Почему бы мне…

– Ладно, Герман Густавович. Оставим это. Потом. К осени все решится, я вернусь в Томск, тогда и продолжим… – И тут же заторопился, увидев, что я собираюсь вставать. – Теперь же я должен передать вам давно нами обещанный подарок… Ваш учитель рисования из гимназии… Кошаров… оказался довольно искусен… Мы с Минни давно обещали вам наш общий портрет… Володя!

Широкоплечий адъютант легко достал из-за ширмы заключенную в богатую раму, метр на полтора, картину, на которой изображались в простых, не парадно-напыщенных, расслабленных позах, держась за руки, Николай с Дагмар.

9. Перемены

Принесенная с почтамта депеша сведений об имени отправителя не имела, а потому попала на стол секретаря, а не ко мне. Миша, взглянув только на город отправления, вложил лист в папку с ежеутренним докладом. Так и вышло, что информацию огромной важности я получил чуть ли не сутки спустя.

Все другие дела были отодвинуты в сторону. Я велел закладывать коляску и немедленно гнать на телеграфную станцию. Готов был сидеть там хоть весь день напролет, но передать-таки старому генералу Густаву Васильевичу в Антверпен свои распоряжения. Потому как, от того, насколько оперативно и дерзко мы тогда бы стали действовать, зависело ни много ни мало, а будущее благосостояние всех потомков лейб-медика Императорского двора, известного на весь Петербург окулиста Василия Васильевича Лерхе. Речь шла о многих и многих миллионах рублей.

Переговоры с отцом заняли большую часть дня, но своего я все-таки добился. Доктор права на следующий же день получил все вырученные за изумруды деньги из голландских банков и отправился на остров. Банковскую систему Великобритании ждали большие потрясения.

К концу мая стало известно о начавшейся в лондонском Сити настоящей панике. Крупнейший частный банковский дом страны «Overend, Gurney & Co» объявил о своем банкротстве. А учитывая, что этот гигант, как его называли газетные борзописцы – «банк банков», специализировался на кредитовании под залог акций большей части железнодорожных и промышленных предприятий острова, волна разрушений затронула практически всю экономику Метрополии Британской империи.

Спустя пару недель «Санкт-Петербургский биржевой вестник» сообщал о повальном разорении сотен мелких банков, железнодорожных компаний, заводов и фабрик. Появились предложения о продаже самых современных паровозов и целых производств буквально по цене металла, из которого они были сделаны. И я впервые, с тех пор как два с половиной года назад ощутил себя в этом новом теле, пожалел, что прогресс сейчас еще не дошел до появления аэробусов! Очень уж хотелось быть там, в самой гуще событий. Хотелось самому выбрать, что именно покупать, на что именно тратить накопанные Артемкой в Чуйской степи девятьсот двадцать пять тысяч английских фунтов.

К первым числам июня в столице фунт стал оцениваться в шесть с четвертью рублей серебром, а не восемь с третью, как это было еще зимой. Я телеграфировал нашему петербургскому стряпчему, чтоб он принимался скупать английские деньги на все имеющиеся в распоряжении семьи рубли.

А потом эхо захлестнувшего Европу финансового кризиса докатилось и до империи. Ассигнация обесценилась до полного уже предела. Даже в отделениях Госбанка при размене на серебро за бумажный рубль давали не больше шестидесяти пяти копеек. Банки отказывались принимать акции в залог, приберегая активы на «черный день». Акционеры требовали проверок финансового положения своих обществ. Главное контрольное управление империи затеяло аудит сразу нескольких крупных предприятий. Внимания конторы господина Татаринова не избежало и Общество «Западносибирской железной дороги», что было более чем несвоевременно. Подходило к завершению заключение сделки по, так сказать, оптовой покупке сразу нескольких участков заводских дорог «Томских железных заводов», и любопытные носы государственных проверяющих могли изрядно все усложнить.

Там и так было все не просто. Причем, по большей части, из-за меня. Все остальные «акционеры» частных участков дороги внесли свои доли деньгами, и только я – договором на поставку паровозов и вагонов. И если с первыми дело в какой-то мере прояснилось, то вагоны необходимо было еще построить. Тащить эти несложные конструкции через половину страны было бы глупо.