Поводырь

О том, что начались переговоры о женитьбе великого князя Александра Александровича на младшей дочери Максимилиана Баварского, Софии-Шарлотте-Августе. К той, правда, сватался еще и Людвиг, родной брат императора Австрийской империи Франца-Иосифа. Там вообще выходила какая-то запутанная история. Австрия усиленно продавливала рокировку на баварском престоле. Молодой Людвиг II, по мнению Венского двора, был слишком увлечен идеями объединения Германии и излишне дружен с Отто Бисмарком. Другой Людвиг, австрийский, более естественно смотрелся бы на троне приальпийского королевства. Причем этот самый братик императора еще и имел наглость домогаться руки Софии-Шарлотты. В общем, русская царская семья, после консультаций с князем Горчаковым – начальником МИД Империи, приняла решение щелкнуть наглой Австрии, фигурально выражаясь, сапогом по носу.

Из отпуска был срочно вызван генерал-фельдмаршал князь Александр Иванович Барятинский, и будто бы назначен командующим одной из западных армий. В это же время, в рейхстаге германской нации послы России, при поддержке представителей Пруссии, предложили поддержать права Людвига II Баварского на собственный трон. Ну и под занавес – в Мюнхен отправилась делегация для переговоров по поводу союза Александра с Софией. Володя… гм… Великий князь Владимир Александрович писал, что такое, тройственное, наступление на предавшую Россию Австрию в столице вызвало настоящее воодушевление. Некоторые горячие головы уже даже принялись делить земли, которые должны были достаться империи после разгрома врага. Благо, история эта до газет еще не добралась, пребывая лишь в головах особо приближенных к государю.

Энтузиазма придворных не разделял, собственно, сам почти жених – Александр. И, естественно, княгиня Мария Мещерская. Еще бы! Из-за каких-то вздорных политических интересов лишиться такого покладистого, влиятельного и щедрого поклонника, как второй сын царя!

В письмах мне Саша жаловался на жестокость Судьбы и тут же «стучал» на младшенького – Володю, всерьез заинтересовавшегося маменькиной фрейлиной Сашенькой Жуковской.

В общем, жизнь в Санкт-Петербурге кипела. Весеннее обострение плавно переходило в летнюю озабоченность. На счастье, или моя сиделка снова оказалась мудрее головы, эта постоянная связь с близкими к власти людьми вот как могла пригодиться. Я надеялся, что любовь-морковь не помешает моим покровителям урегулировать вопрос с графом Паниным.

А ведь иногда приходилось карябать и еще одно, седьмое послание – для Николая Владимировича Мезенцева. Он моду взял через меня проверять расторопность своих подчиненных. После того, памятного, похода в «польский» клуб пришлось ему едва ли не роман отсылать. Едва-едва в обычный почтовый конверт стопку бумаги впихнули. На его участие в судьбе моих нигилистов я тоже вправе был рассчитывать. В конце концов, зря, что ли, мы с Кретковским ему настоящий заговор, с планирующимся покушением на его Императорское величество, практически раскрыли?!

У молодого человека, пытавшегося ткнуть меня острой железякой в подворотне возле клуба Карины Бутковской, было несколько имен. В Томск, вместе с несколькими сотнями других арестантов, он прибыл как Анджей Сапковский – осужденный на десятилетнее пребывание в моей губернии. Однако из Омска этот террорист вышел еще Эдуардом Хайно, а судили его и вовсе в качестве Иосифа Шленкера – активного «кинжальщика», «жандарма-вешателя» и сына одного из руководителей восстания. И если бы не двойная смена имен, копать бы ему ближайшие лет двадцать уголь на Нерчинской каторге.

Тем не менее, ему удалось каким-то образом, весьма интересным жандармам, подменить бумаги и уже через пару дней после появления в Томске выйти из охраняемого острога. Поселился мой невезучий убийца в доме Карины, где и стало известно его настоящее имя. С той поры люди Киприяна Фаустиповича стали приглядывать за паном Шленкером.

Постепенно проявлялись связи высокопоставленного бунтаря. Он вел переписку со ссыльными не только и не столько внутри губернии. Гораздо большее количество писем приходило ему из Варшавы, Санкт-Петербурга и, как ни странно – из Иркутска с Красноярском. Сотрудники Третьего отделения стали подозревать, что затевается что-то глобальное и совершенно неприятное для власти.

Подобраться к Ёсе оказалось не так просто, как казалось. С уже завербованными жандармами поляками «Сапковский» охотно общался, но в планы спешно создаваемой организации посвящать не спешил. Так и кружили бы заговорщики с тайной полицией друг вокруг друга в странном танце, если бы один из очередных «подсадных» не указал однажды ночью в клубе на меня. Вот, дескать, смотри, товарищ. Вот он – здешний самый главный начальник и враг. Оба были под хмелем, потому легко и просто сговорились губернатора зарезать, когда он покинет гостеприимный дом мадемуазель Бутковской. Пробравшийся в стан врага разведчик едва-едва успел предупредить начальство, как я стал собираться навстречу судьбе.