Поводырь

Не то что бы я сомневался в возможности разбить двинувшийся к форту маньчжурский отряд. Думаю, при большом желании, можно притащить пушки и растарабанить и пограничный, как-то невнятно укрепленный, пикет. И, наверное, я даже смогу оправдать свои действия перед Дюгамелем. Брат же смог, когда хулиганил на Борохудзире. Только есть одно «но»! Оно мне надо? Оккупировать Монгольский Алтай с его богатейшими залежами серебра? Хорошая идея! Только это полностью перечеркнет мои планы по отделению как бы никчемных южноалтайских земель от АГО. Даже при условии, что я как-то переживу самоуправство, останусь на своем посту и не отправлюсь заведовать исправлением имперских законов на Камчатку. И какова вероятность, что генерал-губернатор, под которым и так кресло качается, не вернет мои завоевания или не обменяет на какую-нибудь условно плодородную долину?

Ну, допустим, все сошло мне с рук. Я объявил о существовании огроменных запасов серебра под хребтом. Царь пожал мне руку и повесил орден во все пузо. Потом сюда приедет Фрезе… Бр-р-р-р… Если и отхватывать кусок, то уж точно не для того, чтоб тут горный начальник резвился.

И еще одна тема для размышлений – сколько русских солдат, не важно – евреи они или поляки, останется гнить в этой земле ради благосостояния даже не России, а только царской семьи? Готов ли я заплатить такую цену? Именно я, поводырь Германа Густавовича Лерхе, захватчик и оккупант из будущего, потому что смерть этих людей ляжет на мою совесть. И еще потому, что именно я сидел с ними у одного костра, ел одну с ними пищу и полз одной и той же тропой. Потому что умрут те, чьи лица я помню.

В тот момент я вдруг осознал всю беспредельность отваги и нерушимую твердость веры армейских офицеров. Отправить знакомых тебе людей умирать по той лишь причине, что ты веришь в необходимость этих смертей. И иметь отвагу смотреть им в глаза, отдавая приказ. Вот где чистилище, сравнимое с тем, что мне удалось покинуть, прорвавшись в прошлое!

Пока размышлял, передал подзорную трубу казакам, а сам повернулся спиной к укутанному пороховым дымом и пылью форту. Съехал чуточку по глинистому пригорку, сел, пристроил спенсерку на коленях и смотрел в глубину вяло колышущихся ветвей тальника. И вдруг то ли заметил, то ли почувствовал, что кусты тоже смотрят на меня. Четко различил два большущих желтых глаза, которые, не мигая, пялились на меня из зарослей.

Медленно-медленно я нашарил карабин и взвел курок. Одного быстрого взгляда хватило, чтоб удостовериться – в прорези блестит краешек латунной попки патрона, а значит, оружие готово к стрельбе. «Хорошо, хорошо», – прошептал в глубине головы Гера, и я завороженно повторил за ним одними губами: «Хорошо, хорошо».

И так и повторял, будто заклинание, высмотрев, наконец, и лопушки кругленьких ушей, и толстые стебельки совершенно кошачьих усов. Потом уже проявились, проступили среди играющих со светом и тенью веток черные и рыжие полоски. И я, боясь шумно вздохнуть или слишком резко двинуться, увидел любопытного молодого, с мокрой от недавнего купания мордой, тигра. На Алтае! Всего в паре сотен километров от того места, где в двадцать первом веке появятся искусственно выращенные газоны и совершенно европейского вида жилые корпуса домов отдыха вокруг здоровенного открытого бассейна с аквапарком.

Наверное, даже носорогу я не удивился бы и, что удивительно, обрадовался, как этому грациозному и невероятно редкому животному. Любопытный кот замер всего в десятке человеческих шагов и, наверняка, мог добраться до меня в два прыжка. Но и я, сжимая в руках чудо современной технологии – американский многозарядный карабин, едва ли промахнулся бы. И прекрасно себе представлял, какие жуткие раны наносит тринадцатимиллиметровая свинцовая пуля.

– Ваше превосходительство! – гаркнул чуть ли не прямо в ухо Безсонов. – Они отступают. Отходят, басурманы! Выстояли наши мальчишечки! Выдюжили, парнишоночки!

– Идут сюда? – краешком рта проговорил я, отчего-то не желая разорвать вдруг образовавшуюся связь между нашими с тигром глазами.

– Чегось? Я говорю, Турмешка к родным кибиткам побег, ваше превосходительство! С минуты на минуту здеся будут… Едрить твою… Это ж тигра!

Очарование спало. Я поднял ствол и пальнул, не целясь, куда-то над головой полосатого разведчика.

– К бою! – напряг я голос – в ушах звенело от неожиданно громкого звука выстрела из короткого ствола. – Командуйте, сотник.

– Экак, – крякнул Степаныч, вместе со мной дождался, пока травяные шторы укроют в одно мгновение исчезнувшего зверя, и засуетился, расставляя стрелков. С ними в одну шеренгу встал и я. Лишний ствол не помешает.

Казаки, как мне показалось, спокойно заняли места в двух шеренгах. Передняя линия встала на колено. Именно к ним я и присоседился. Опасался, что ноги от страха станут дрожать и это повлияет на меткость. Но сердце, после «свидания» с полосатым котом, еще в полусжатом состоянии, так что, удивляясь сам себе, совершенно не боялся.