Конечно — слабой. Чем сильнее власть, тем больше порядок. А уж в сфере юстиции и подавно. Исполнители не должны отгадывать и бегать по любому поводу на самый верх. Они должны точно знать: кого, за что и куда. А в отношении особо упертых даже и наоборот: куда, за что, кого. В моей же ново-старой Родине легко могло получиться, что тебя в острог, а ты на них в суд за клевету и навет. Те к царю, а он — это что вапче за тип? Тут ему кто надо на ушко шепнет, мол — милый парнишка, верноподданнически Вас просит… И все! Суд закончен, ты в кабаке с фужером шампани, а злобные бяки, клеветники и наветчики, в Туркестане, абрекам лекции о пользе турнепса читают.
Гера мой вроде и гордится своим третьим местом по курсу в ИУПе. А и того, что попечителем здания на углу Фонтанки и Сергиевской улицы Высочайшим рескриптом принц и племянник Императора Николая I, Петр Георгиевич Ольденбургский назначен, друг и покровитель папеньки, Густава Васильевича Лерхе, тоже не скрывал. Потому как нет сейчас еще грани между личными успехами и блатом. Своим умом да энергией единицы на самый верх вылезают. Этот самый «верх» давно кланами да группировками, партиями, как ныне говорят, поделен. Через то и чин и должность Герману Густавовичу достались. Неужто думали мода это новая — молодых охламонов губернаторами назначать?!
Ну, это по сравнению с другими правителями регионов мое новое тело относительно молодо. И сам я для них конечно «Ваше превосходительство», но все-таки повеса и выскочка. А для двадцатилетнего станционного смотрителя я представитель государя Императора, действительный статский советник — то есть генерал-майор. Просто жуть, какой важный господин.
— Чего изволите, Ваше превосходительство?
— А скажи-ка ты мне, любезный, — вальяжно воспросил я, спуская боек и бросая револьвер на стол. — Что за человек такой есть, коллежский секретарь Караваев?
— Капитолий Игнатьевич? Милейший человек, — испуганно затараторил парень. — Широчайшей души господин. Контролером губернской почтовой конторы служит. Инспектирует по Каинскому округу. Как бы ни приехали с друзьями, так обязательно и медку не побрезгует отведать, и рубль даст. Так-то жалование у меня и до пятнадцати рублёв за год не дотягивает. В скудности пребываю, в бедности. А ить и платье не казенное и мундир. Да я разве не понимаю. Честь почтового департамента блюду.
Пятнадцать рублей — годовая зарплата? Господи Боже, как он на эти гроши существует-то? Крестьянам и то полегче. Подворье, домашний скот. Огороды там, зерно. А этот же все покупать вынужден.
— А он что?
— Так яж и говорю, Ваше превосходительство. Я разве ж с жалобой? Я понимание имею. Государева служба-с. А он, как бы ни приехал, так рупь дает. Бывает-то часто по казенным делам. Порядок пригляда просит, разе я без понятия… Но строг! Как ни приедет, друзей в черную, а сам и выспросит все и журналы учетные просмотрит. И медку не брезгует отведать…
— А метеорологией сам решил заниматься?
— То Его Светлость упросил. И термометр, и барометр его же. Анемометр по его же чертежам… Добрейшей души человек. Просвещеннейший.
— Его светлость?
— Ах, Ваше превосходительство. Вы у нас человек новый, а князь Николай Алексеевич Костров уж давно изучениями Сибирскими занят. Хоть и сам жалование надворного советника получает, а по пятидесяти копеек с попутными гостями передает.
— Что-то не припомню штатного положения в губернском правлении по метеорологии…
— Что вы, что вы, Ваше превосходительство…
— Что ты право, с этим превосходительством зачастил. Герман Густавович я. В крайнем случае, господин губернатор.
С юмором у парня совсем туго, и шутки он не понял.
— Герман Густавович, Его Светлость при Губернском правлении комиссионером соляной операции служит… И в Русское Географическое общество сообщения отсылает, где и моя лепта малая…
— Похвально, — только и нашелся я что сказать.
Ну, с пресловутым местным бэтменом Караваевым все понятно. Служит себе мужчинка инспектором, а значит, имеет право почтовые станции посещать и документы смотреть. А в журналах все подорожные расписываются. Кто, куда, откуда, зачем. Коли мозги в голове, а не на метр ниже — не сложно понять, кого стоит встретить в пустынном месте, а кого себе дороже. Пригрел чиновничек десяток варнаков, приручил, да и натравливает. А сам в полной безопасности. Даже случись облава — ему-то что? Его только предупредить должны. А он уже и татей своих. На один только вопрос моя паранойя ответ не нашла — Гера-то чем ему помешал? Думаю — ни чем. Как говориться — ничего личного, просто бизнес. Или если по нашенски — заказали меня. Что душегубам-то? Одной загубленной душей больше, одной меньше — все едино. И, либо о-о-очень хорошо заплатил неведомый пока вражина, либо не может господин Караваев, он же Капитолий свет Игнатьевич, этому кому-то отказать. Например, тому, кто от беды бережет. Верхнему «папе». И вот доберусь я таки до губернского стольного града Томска, и раскрою что-то этакое, прямиком к южному берегу моря Лаптевых ведущее. Тут сразу «крыше» и поплохеет. А, значит и самому Робингуду.