Поводырь

Длинный, носатый и худой Пестянов на фоне казачьего сотника показался еще более длинным и худым. Как вешалка рядом с бабушкиным комодом. Причем оказалось, что это мебель одного гарнитура — они были прекрасно знакомы. То-то так мило раскланялись, разулыбались. «Лопата» Астафия Степановича даже дернулась было потрепать сыщика по плечу, но остановилась на полпути. Меня, наверное, засмущался.

От Безсонова несло кислятиной сгоревшего пороха. Пахло отвратительно, но я сдержался и промолчал. У человека горе, ему любимую игрушку возвращать надо — а тут я со своим обонянием. Все чувства легко читались с лица этого простодушного гиганта.

— Замечательное оружие, Герман Густавович, — траурным тоном прогудел он. — На пять барабанов зарядов ни единой осечки. Спуск мягонький. Толкает, правда, аки конь лягает. Но и то в сторону не отводит. Мастер великий изготовил.

— Понравился пистоль, Астафий Степанович?

— Как не понравится… Да чего уж там, знатная механизьма. Первый раз и держу такое в руках.

— Превосходно. Просто отлично. Значит, вы не откажете мне в любезности принять револьвер в дар?

— Мне? — проблеял казак тоненьким голоском. — Мне?

— Вам, вам… Артемка! Скажи, пусть на стол накрывают. Обедать будем.

Выпили с огромным ребенком по рюмочке. Откушали щей. И еще по чуточке под гречневую кашу со шкварками. Захрумкали огурчиками. Маленькими, шершавыми. Французы их корнишонами обзывают, а Безсонов — детьками. Он брал их из чашки горстями, как семечки, всем скопом впихивал в пасть и так смачно грыз, что желудочный сок растворил суп за секунды. И каша пошла в гостеприимно распахнутые двери.

И чай с засахаренными фруктами. В общем-то — урюк обычный, но отчего-то не липнущий к зубам, ароматный, с кислинкой. Ароматизированные «одноразовые» чаи из пакетиков рядом с этой «чайной церемонией» — как резиновая женщина…

Принесла нелегкая «сладкую парочку» — Борткевича с Хныкиным. Сообщили радостную новость: купцы начали собираться. Ироды. Ничего святого у них нет. Как он там говорил… «Какой такой павлин-мавлин?! Не видишь? Мы кушаем!»

Ага! Счас. Рядом, с начищенным форменным пальто в руках, замер Гинтар. Алый подбой, узкие золотые погончики с двумя «лохматыми» звездами на каждом. По карманам и отворотам рукавов пламенеющие галуны. Мечта киллера, а не одежда. Только еще мишени на спине не хватает. Но смотрится, конечно, шикарно. Богато и представительно. Жаль, в мое время мундиры для гражданских чиновников уже отменили.

А может, и к лучшему. При царях-то жандарму руки не подавали, а при демократии эфэсбэшники — уважаемые люди. Зато, будь у меня такое пальтецо, замаялся бы плевки со спины оттирать…

Начальник с казначеем уверяли, что идти недалеко. Тут еще все недалеко. Все население Каинска можно в один железнодорожный состав уместить. Кабы его еще найти, тот состав. Приказал показывать дорогу, а сам придержал раскрасневшегося, млеющего от радости сотника. Хотел переговорить по дороге — чего время терять?

— Вы ведь знакомы с приставом. Верно?

Генерал в центре неряшливой, присыпанной конскими каштанами деревни в дебрях степной Сибири. Попугай в стае серых ворон. Избы вокруг крепкие, с подклетью. Обширные подворья прячутся за крепкими заборами. Лохматые псы на страже хозяйского добра. Устремленные в небо «звездолеты» церквей. Точечная псевдоцивилизованная двухэтажная застройка. Кирпичные избы с декоративными фасадами. Тонны вылетающей в трубу древесины. Пыжится, лезет, старается колония, стремится в люди выбиться. Хотя бы в такие, каких сама себе насочиняла.

— Знаком, ваше превосходительство. Это ж Варежка. Сынок дружка моего — Михайлы. Вместях в омском училище буквицы первый раз увидали…

— Варежка?

— Батя-то евойный, как углядит, что отрок опять от любопытства на что уставится, да рот откроет, так говаривал — «варежку-то закрой». Так и прилипло… ваше превосходительство.

Надо же. Вспомнил о величании.

— Как же его в приставы занесло?

— То судьбинушка евойная. Он и грибы с детства лучшее всех собирал.

— Это ни о чем не говорит.

— Смотря хто спрашивает, Герман Густавович. Варежку медалькой «За покорение Чечни и Дагестана» наградили да домой отправили. Он интендантов одним своим видом до трясунчика доводил. Их благородия ево завсегда за довольствием в штаб отправляли…

— А здесь кто его к месту определил?

— Дык дружок Петра Даниловича и определил. Седачев в Каинске и года еще не прослужил. А до него городничим Сахневич был, Павел Павлович. Из-за них с Нестеровским округ, бывало, в шутку Петропавловским называли…

— И что, хорошим хозяином был Сахневич?

— Последним, — ткнул пальцем-сарделькой в небо казак. И спохватился: — Ваше превосходительство.

— Ныне-то Павел Павлович чем пробавляется?

— В Томске живет, ваше превосходительство. Дом у него там. Комнаты писарчукам сдает внаем. Суров старик. Не каждый его ворчание выдержать может. А мелким чинушам и деваться некуда. Он денежку малую за жилье берет…

Хихикнул. Я еще не был знаком с последним хозяином Каинска, но уже хотел этого знакомства. Судя по рассказу Безсонова, из ума старик еще не выжил.