Различных звуков шум, галдёж.
Вдруг с «вышки»8бойко вопрошают:
«Никак замену нам везёшь?!»
Вошли в спираль, начав сниженье.
Меж скал темнеет полоса.
Нужны здесь точные движенья
И очень зоркие глаза.
Колёса чиркнули бетонку,
Взметая синенький дымок.
Заруливаем на стоянку,
Чтобы услышать: «Классно смог!»
ВЗЛЕТ
Вверху синеет небосвод.
И грузно мы идем на взлет.
И над торцом9 в упор заламываем крен.
Скорость отчаянно мала.
Жара. Расплавлена смола.
И в крылья воздух бьется, зноем возбужден.
Как щепку, самолет крутя,
Шайтаном вертится струя
И рог штурвала вырывается из рук.
Нам курс подрезал вертолет,
Но "Ариана"10 в лоб плывет,
И лицезреть земных красот здесь недосуг.
Верчу юлою головой.
В наушниках гвалт, треск и вой.
К спине прилип комбинезон и парашют.
Внизу светлеет полоса.
Прохладой манят небеса.
Мы между ними: то ль столкнут, то ли собьют.
Как ас, в бою не устрашим
Предельный берегу режим.
А наш радист творит за нами фейерверк.
Мол: если «дух"11 "Редай"12 метнет
За фейерверком13 тот пойдет.
И с "Демократа " нас заметить сможет клерк.
Так крутимся, который год.
Нам чеки платят за полет
И говорят, что наша помощь им нужна.
Они зовут нас "шурави»,14
Но нашей не щадят крови.
В такой я помощи не вижу ни рожна.
Я не боюсь в жару летать.
И мне на чеки наплевать, -
Я бескорыстно свой исполню правый долг.
Мне б только знать, что наш полет
Любовь и мир Земле поет
И в наших жертвах есть и смысл, и честь, и толк!
НАД ВЗЛЕТНОЙ ПОЛОСОЙ
Раскаленные скалы взирали на нас.
И ловил в перекрестие вражеский глаз.
И солдат-наблюдатель на вышке следил,
Как наш борт над бетонкой спиралью ходил.
А из глиняных гнезд, из расщелин и скал,
Выражая испуг или злобный оскал,
Выражая тревогу, живой интерес
Сотня, тыща очей наблюдали наш рейс.
И, чертя вопросительный свой пируэт,
Залпы серий ракет отмечали наш след.
И кружили “вертушки”,15 стволами водя,
За возможной стрельбою душманов следя.
Так встречал-провожал нас: Кабул и Шиндант,16
Гепатитный Кундуз, знойный Джелалабад,
Кандагар и Баграм, Хост, Мазари-Шариф…
Но крылом нам махал лишь орел или гриф.
ПОСЛЕ ДОЖДЯ
Стоит над Кабулом кристальная ясность.
И небо, и горы, и город прекрасны.
Блистают вершины, сверкают долины,
Сияют аулы из камня и глины.
Синь неба над нами лазурно-хмельная.
Над речкой туман – лебединая стая.
И воздух кругом невесом и прозрачен,
Что в сердце восторг, как в минуты удачи.
Красой смущены, мы уносимся в небо.
И кажется нам: здесь никто еще не был.
Наш лайнер купается в брызгах рассвета,
И счастливы мы в облучении этом.
Как видно, для счастья не так много надо.
Мы как-то забыли, что смерть где-то рядом:
В промытых аулах и скалах таится
И, нашего счастья не ведая, злится.
А мы, восхищённые дивной красою,
Спокойно летим над афганской землею,
Мечтая, как будут на мирной планете
Взлетать, чтоб красивые видеть рассветы.
Открытие охоты
Посмотрю на заре в раскалённое Солнце,
Чтоб стал зорче мой глаз на приборной доске
И зарядкой ушу на рассветном морозце
Я оставлю следы на багдадском песке.
Вдохновлённым взлечу в бесконечное небо,
Словно прыгну в пучину лазурного моря.
И заполнятся уши мои лётным стебом,
И раскинется даль, с красотой неба споря.
Облачка оботрут, как бы мягкою губкой,
Серебристый покров моего самолёта,
Чтобы в небе смотрелся он белой голубкой.
И – открыта на нашу машину охота!
Однокашникам
Этот маленький штрих нашей встречи нежданной
Унесём мы с собою в неясную даль
Личных млечных дорог и тропинок туманных,
Где нас ждут суета, боль, борьба и печаль.
Двадцать лет пронеслось, словно рой сновидений.
Было ль, не было ль всё, что случилось со мной?
Стало меньше улыбок, порывов, волнений;
Стало меньше желаний и страсти хмельной.
Двадцать лет! Кто мог знать, что там с нами случится?
Только юный задор, только кровь горяча.
Мы едва оперились, как юные птицы,