Повести

Фёдора Поликарпова раздражал стук. По его разумению, в правильне Печатного двора должно быть тихо и благолепно. Так и было с тех пор, как построили это здание.

На потолке правильни изображён был свод небесный: на голубом поле золотые солнце и месяц, кругом серебряные облака, а под ними звёзды.

Вдоль стен стояли дубовые столы. Каждый справщик сидел в кресле. Перед ним была наклонная доска, на которой лежали листы с оттисками текста. Перед справщиками стояли каменные чаши с чернилами и киноварью, лежали десятки гусиных перьев разных размеров. К работе приступали торжественно, после молебна. Рабочим и подмастерьям раздавали медные деньги на калачи.

Сам Поликарпов был из простых людей. Десяти лет от роду, сиротой безвестным, поступил он учеником в греческую типографскую школу. Питался квасом, мочёным хлебом и луком, учился девять лет грамматике, диалектике, логике, физике, ораторскому искусству, знал греческий и латинский языки да ещё и по-немецки почитывал. На Печатном дворе служил вначале писцом, потом справщиком, а теперь был уже и управляющим.

Жизнь его прошла возле книг. Вначале он их благоговейно раскрывал и читал, медленно водя деревянной указкой по строчкам. Теперь он их сам сочинял и изготовлял.

В правильной палате, как и в палате книгохранительной, царствовала величавая тишина. Мастера, входя в палату, кланялись в пояс. Разговор происходил шёпотом.

Но сейчас эта тишина была нарушена. Внизу, под окнами правильной палаты, за Китайгородской стеной, чинили на Неглинной реке мост.

Весёлый стук топоров и молотков раздавался с утра. Поликарпов то и дело раздражённо поворачивался к окну.

— Беспокойный царь, — шептал он в бороду.

Перед ним лежал лист московской газеты «Ведомости». Жирными старинными буквами было напечатано:

«Из новыя крепости Питербурха пишут, что нынешнего июня в третий день господин генерал Чемберс с четырьмя полками конных да с двумя пеших ходили на генерала Крониорта… Наше войско мост и переправу овладели, наша конница прогнала его в лес, и порубили неприятеля с тысячу человек…»

— Беспокойный царь, — шептал Поликарпов.

— Дозвольте, сударь, войтить, — раздался голос с порога.

Поликарпов нахмурился. Его ястребиные глаза и нос повернулись к двери и в тени сразу определили, кто на пороге стоит.

— Входи, Ефремов, — сказал он.

Ефремов поклонился в пояс иконам, перед которыми теплилось много лампадок. Потом поклонился Поликарпову — не так низко, как иконам, но с почтением.

— Здравствуй, — рассеянно сказал Поликарпов, — просить пришёл?

Его острая бородка уставилась на Ефремова, как указка.

— Ежели дозволите, сударь, я о мальчишке…

— Знаю. Зачем он тебе?

— Мне ученики нужны, — сказал Ефремов.

— У тебя есть ученики — Александров и Петров.

— Мало, сударь мой. Александров и Петров женатые, к делу пришли поздно. Надобно с малых лет учить.

Поликарпов задвигал бородкой.

— Ты, Ефремов, ровно князь какой — подбираешь наследника своему княжеству. Помирать собрался?

— Никак нет, на бога надеюсь. Однако…

— Мастер ты отличный, но хозяин плохой, Ефремов! Добра не скопил, а наследника ищешь.

— Я ищу наследника уменью своему, — тихо отвечал словолитец.

— Покажи мальчишку!

Ефремов открыл дверь пошире. На пороге появился Алесь, золотоволосый, голубоглазый, вымытый, в праздничной рубахе до колен.

— Кланяйся, — приказал Поликарпов, — не так, не так… Сначала богу, потом начальству!

Алесь поклонился и богу и начальству.

— Буквы знаешь? Говори!

— «Аз», «буки», «веди», «глаголь», «добро», «есть»…

— Довольно! С конца читай!

— «Ижица», «фита», «пси», «кси», «я», «о», «ю», «ять»…

— Довольно! Падь сюда! Читай сие!

Алесь покраснел как кумач. Текст, на который указывал сухой палец Поликарпова, был витиеватый и сложный. Над узорными строчками, как птицы, летели чёрные значки.

— Не знаешь?

Сего ради молю вас, читателей,
Паче же искусных книжных писателей,
Аще кто сю имать переписывати,
Потщися прилежно присматривати…

Алесь молчал.

— До разумения книжного тебе далеко, — сказал Поликарпов.

— Дозвольте, сударь, ныне азбука иная будет… — начал было Ефремов.

Но Поликарпов его оборвал:

— Иная? Видел я! В старину таковыми буквами купцы отписывали про женитьбу сыновей…

— Однако государь повелел…

— Государь многое повелел: всем бороды брить, однако мы с тобой в бородах.

За окном, на мосту, дружно грянули молотки.

— Закрой окно! — приказал Поликарпов.

Ефремов закрыл. Поликарпов заходил по палате, позванивая связкой ключей, которую он постоянно носил на поясе.

— Молоты бьют, барабаны стучат! Нет более словесной науки, а одно дело прикладное. Всюду чемберсы, брюсы — иноземные еретики. Слова заморские пошли: были «чертежи» — стали «ландкарты». Были «слуги» — стали «лакеи». Были «воеводства» — стали «губернии». Было «войско» — стала «армия». Ныне генералы науки творят!

— Слова иноземные, сударь мой, и ранее были…