Повести разных лет

Господи, неужели? (Мнет его руку.) Нет, рука теплая. Жилочка на ней бьется… Неровно, но бьется. А может, это у меня? Нет, у нас у обоих! Егор Афанасьевич! Не слышит… Егор Афанасьевич, голубчик! Точно руку пожал тихонько? Нет, показалось. (Шепчет.) Люблю тебя больше себя! Никого, даже Борьку моего так не любила… Верь, верь мне, Егорушка! Ничего, что я так вольно? Будешь жив или нет — навсегда тебя полюбила. Последний ты у меня, Егорушка… И самый для меня первый! Со всеми прощаюсь, а с тобой… (склонившись над ним) с тобой здороваюсь. Здравствуй, Егорушка! (Нежно вглядывается в него.) Здравствуй! Как хорошо нам с тобой после войны будет! И я еще молодая… и ты не старый. Не сердишься на меня? Не сердись! А Александру Васильевну забудь. И горе свое забудь и обиду… Жаль, я тебя тогда не знала, заслонила бы от обиды. Как — не знаю, но заслонила… Веришь?

В е р е с о в (вдруг, не открывая глаз). Верю. Спасибо.

А г л а я (после долгого молчания). Стыд какой! Все слышали?

В е р е с о в. Все.

А г л а я. Что ж молчали?

В е р е с о в (с трудом потянулся к ней). Вы хорошая, чудесная женщина…

А г л а я (не сдержав радости). Егорушка!..

В е р е с о в (через силу приподнявшись). Помогите мне встать….

А г л а я (трезвея). Егор Афанасьевич! Куда вы?

В е р е с о в. Недалеко. Старый канал… вы знаете это место? Слушай, помоги мне встать…

А г л а я (в отчаянии). Господи, что мне делать?!

В е р е с о в (шепчет). Милая, хорошая женщина… (Ползет к краю ямы.) Милая, хорошая… Кружится голова… Ничего, доползу… это близко… Давай твою руку.

Аглая помогает ему выбраться из ямы.

Вот так. Вы сумеете завести мотор? За шнурок дернуть — и все… Потом оттолкнуть лодку. Да-да, обязательно оттолкните. И сразу дальше от пруда… Прячьтесь! Ближе к земле! Как можно ближе!

А г л а я (со страхом). А вы?

В е р е с о в (с раздражением). Я же вам говорю — меня оттолкните. Я буду в лодке. Оттолкните — и все. Идемте!

Встают, держась под руку. Аглая с испуганным, счастливым лицом что-то шепчет, крепко прижав к себе Вересова.

(Настойчиво.) Идем… идем скорей… пока не кончился завод…

А г л а я (не поняла). Завод?

В е р е с о в (нетерпеливо). Завод… (Приложил ее руку к своей груди.) Пружина. (Решительно.) Идем!

Ушли. Отмель пуста. Посвистывают пули. Мелкий осенний дождь крапит зеркало пруда, озаренное неживым светом. Впереди, позади, на многие километры, на долгие месяцы — лежит пустыня войны. Словно бы нет людей. Все пропало. Все кончено. Никакой надежды. Мертвая тишина. И вдруг застрекотала моторка. Живой, энергичный, заполнивший все вокруг звук…

Картина восьмая

Зимний день. Тот же пруд, но замерзший. Дощатый обелиск на берегу. На чугунной скамье сидит  В е р е с о в. Он в валенках, в новом дубленом полушубке; пристально смотрит на белый пруд, будто что видит сквозь снег и лед. Позади него тоже в валенках, в полушубке, стоит  М и к и ш е в.

М и к и ш е в (прерывая молчание). Видишь, как тут у нас. Все замерзло, завалило снегом. Поставили памятник, а покрасить до холодов не успели. (Пауза.) Идем на завод, Вересов. Идем, что ты тут один будешь.

В е р е с о в (не пошевелился). Когда убит Пчелка?

М и к и ш е в. На второй день наступления. Уже без тебя. Представляешь, что для меня это значило? (Возбужденно.) Заменить Пчелку — это же!.. (После паузы, поборов волнение.) Ну, немцев тогда, как видишь, мы потеснили. Не слишком, правда, но — мартен восстанавливаем. В декабре литейный пустили, там Лианозов уже орудует.

В е р е с о в (невольно). Жив?

М и к и ш е в (рассудительно). Многие рабочие живы. Их жены. Дети. Вот если бы не было нашей вылазки… Словом, Вересов, ждут тебя на заводе. (Посмотрел на часы.) Ждут. Пошли.

Вересов молча смотрит перед собой.