Повести. Рассказы

Он вдруг начал бояться, что они опоздают. Все жертвы, все труды нечеловеческие и его сделали нервным, торопливым. После смерти Артема он стал командиром группы.

— Не торопи, — обрывал его Семен Иваныч. — Один раз уже поторопились…

Спичкин карабкался из последних сил. Он все время оглядывался на Баранова. У того было такое выражение лица, что у Спичкина просто не поворачивался язык, чтобы попросить хоть минуту отдыха.

Пронзительные солнечные лучи топили, поедали остатки тумана, укрывавшего скалы и альпинистов, отчаянно карабкавшихся по ним.

— Время, Семен? — хрипло спрашивал Баранов.

— Часы разбил, будь они неладны! — ругнулся сверху Семен Иваныч.

После пережитого потрясения лицо Веры словно помертвело. Она механически передвигалась, выполняя команды, а глаза были пустыми и равнодушными. Казалось, ей теперь все равно, дойдут они до вершины или нет.

Вот она поднялась на маленький уступчик, на котором, прижавшись друг к другу, стояли Баранов и Семен Иваныч.

— Держитесь за меня, — сказал Баранов. — Глаза не болят?

— Нет, спасибо…

Спичкин пристукивал от холода зубами.

— Зачем я пошла с ним в связке? — вдруг сказала Вера. — Вы бы удержали его…

— Не удержал бы, — жестко ответил Баранов. — Он поступил правильно.

— Что значит правильно? — Вера в упор посмотрела на Баранова.

— То и значит, — под обветренными скулами на лице Баранова заходили желваки. — По-другому он не имел права…

Спичкин смотрел на Баранова, жалобно улыбнулся:

— Руки отмерзли… Не чувствую…

— Шарфом обмотай… Держи…

Баранов смотрел, как Спичкин разорвал шарф, обматывал онемевшие руки. Глаза его странно блестели.

— Везучий ты парень, Спичкин, — сказал Баранов. — Мне так никогда не везло.

А наверху работал Семен Иваныч.

— Х-эк, х-эк! — покряхтывал он и приговаривал: — Старый пень, седой дурень!

Он задирал голову, смотрел вверх. Оставалось совсем немного. Последние усилия — и они будут наверху, у заветной цели, за которую отданы жизни товарищей.

— Водки бы глоток, — бормотал Баранов. — Спичкин, водки много пьешь?

— Н-не очень…

Баранов смотрел, как поднимается Вера, и вдруг прищурился, сказал:

— Красивая вы женщина, Верочка! И как это я вас в госпитале проглядел!

Туман уже окончательно рассеялся, и стал виден весь бастион и карабкающиеся альпинисты.

— Последний крюк, голуби! — закричал сверху Семен Иваныч. — Спичкин, дуй первым, будешь рюкзаки вытягивать.

Над ними теперь висела белая шапка горы. Отсюда она выглядела мрачно, вся в разорванных глыбах ноздреватого льда. Оттуда тянуло холодом и мраком.

Но прямо на вершину не взойдешь, слишком круто. Нужно обойти ее по легким скальным терраскам и пологим снежником выйти на вершину с тыла.

Передвигаться стало проще. Люди шли, как по балкону, только неровному — с подъемами, спусками, то узкому, то широкому, покрытому нетронутым снегом.

Семен Иваныч вышел на всю длину веревки, которой он был связан с Барановым, и огибал сильно выдавшееся ребро стены.

Страшный шепот-команда остановил его. Он повернул голову и рядом с собой увидел немца с автоматом в руках. Немец улыбался и манил его пальцем.

— Тихо, рус, тихо!

Их было трое, фашистских егерей. За передним немцем на небольшом выступе-площадке стояли еще двое.

Семен Иваныч замер в замешательстве, но немец поднял автомат и приказал шепотом:

— Геен зи, геен… Тихо…

Сейчас из-за поворота скалы должен показаться Баранов. Вот они что задумали! До немцев три-четыре шага, там они заткнут старику рот, и тогда все пропало. Семен Иваныч медленно шел навстречу егерю, шел, как загипнотизированный. Он ничего не мог придумать.

Решение пришло внезапно. Когда до переднего немца осталось пол шага и тот посторонился было, чтобы пропустить русского на площадку, где стояли еще двое, Семен Иваныч вдруг подался вбок, схватил немца по-медвежьи в охапку, словно обнял, и заорал истошным голосом:

— Фрицы! Стреляй!

Немец хрипел в его руках, а он загораживался им от остальных, так что нельзя было выстрелить, и орал:

— Стреляй, Вадим! Стреляй в меня!

Секундного замешательства немцев хватило как раз настолько, чтобы Баранов, показавшийся из-за поворота, дал длинную очередь. Один из егерей ткнулся лицом в снег.

Пуля ранила и Семена Иваныча — он загораживал немцев от Баранова. Но старик не выпустил егеря и еще раз прохрипел, продолжая стоять:

— Стреляй!..

Тогда второй немец в упор из автомата выстрелил в спину своему товарищу, которым прикрывался старик.

Семен Иваныч обмяк, немец мешком выполз из его рук, а высокий сутулый старик, уже прошитый пулями, шатаясь, шагнул навстречу новой очереди.

Второй немец присел и, прикрываясь телом Семена Иваныча, выстрелил в Баранова.

Вадим упал на колени.