Читаем Повести. Рассказы полностью

— Лет двадцать назад — это да, бегал… Помнишь, как мы с тобой в тридцать шестом поднимались? А потом твою морду в газетах печатали… Завидовал я тебе.

— Чему тут завидовать? — Баранов опустил голову.

— Не скажи, герой, покоритель недоступных вершин и все такое… А как жена-то разбилась? — осторожно спросил Семен Иваныч.

Баранов промолчал.

Артем дремал, привалившись к стене. Потом приоткрыл глаза, увидел, что рядом сидит Вера.

Артем долго, молча смотрел на ее профиль и не шевелился, словно боялся, что она сейчас встанет и перейдет на другое место.

— Вам не холодно? — наконец спросил он.

Женщина повернула к нему лицо.

— Немножко озябла… Когда сидишь, всегда холодно.

Артем молча начал стаскивать куртку.

— Не надо… — запротестовала Вера.

Артем так же молча накинул куртку ей на плечи. Вера поежилась, посмотрела вниз, в угольно-черную пустоту. Потом тихо сказала:

— Спасибо…

Опять раздался гулкий хлопок, и с шипением взлетела ракета. Белый свет выхватил из темноты черные, рваные выступы скал. Спичкин пристукивал от холода зубами.

— А вдруг фрицы в долину прорвались? — спросил он.

Баранов обернулся, зло проговорил:

— Лучше думай, как подниматься будешь.

— Я про мать думаю, — Спичкин тяжело вздохнул. — В оккупации осталась.

— Не успела уехать, а? — участливо спросил Шота.

— Да нет… С дедом осталась. Он у меня параличный, не ходит… А у тебя?

— Я сван, — Шота махнул рукой в сторону перевала. — Там Сванетия… Шесть братьев у меня…

— Хорошо, — согласился Спичкин.

— Двое маленькие еще, — улыбался Шота, — Илико, Шалико, Валико, Дадико, — он по очереди загибал пальцы, и голос его становился теплым и грустным, — Джумбер, Мишико и я, а?

Он с гордостью взглянул на Спичкина.

— Хорошо, — снова согласился Спичкин.

— И сестра есть. Русико зовут.

— Красивая? — спросил Спичкин.

— Конечно! — горячо ответил Шота. — Красавица!

— Рассвет скоро, командир! — Баранов повернулся к Артему. — Хватит за дамами ухаживать!

Артем вскинул голову, посмотрел на Баранова.

— Подъем!

Люди молча поднимались. Каждый с тревогой оглядывался вниз, в черную глушь долины и напряженно прислушивался. Нет, пока в долине не слышно грохота боя. Значит, все в порядке, значит, держатся.

Медленно наступал рассвет. Люди спешили. Семен Иваныч страховал Артема. Тот карабкался по обрывистому выступу. Мешал автомат за спиной. Он все время съезжал на бок, раскачивался.

Семен Иваныч смотрел, как лезет Артем, и говорил, словно раздумывал вслух, хотя обращался к стоявшему рядом Баранову. Близость смерти, опасность делали людей откровенными.

— А вот я бобыль, Баранов… Никого родных нет, экое паскудство! Все уехать отсюда собирался… Жениться, в степях пожить…

— У нас в Ставрополье — вот это степи! — влез в разговор Спичкин.

— Так и не уехал… — Семен Иваныч не обратил на Спичкина внимания.

Вера следила, как карабкался Артем, и в расширившихся глазах — тревога.

— Зачем он влево полез? — невольно вырвалось у нее. — Там не за что уцепиться!

Баранов покосился на нее, усмехнулся:

— Вы что-то слишком уж волнуетесь.

Вера быстро взглянула на него, не ответила.

— Теперь я, — сказал Шота и полез вслед за Артемом.

— Осторожно, — предупредил его Баранов. — Там много живых камней.

Шота взбирался быстро и ловко. Ноги, казалось, без труда находили нужные выступы. Все с завистью смотрели, как работает гибкий, сильный сван.

— Вам не завидно? — Вера насмешливо посмотрела на Баранова.

— Нет! — весело отозвался он.

Говорили все теперь громко. Немцы были далеко внизу. Там еще холодно и темно, а тут постепенно светлел воздух и голые скалы становились красными от восходящего солнца.

Комполка Федорцов смотрел на часы.

— Пять утра, — сказал он.

Комиссар вел пальцем по схеме.

— Вот, — пробормотал он. — Сейчас они должны подняться на плато.

— Мне все это непонятно, — махнул рукой Федорцов и вытер мокрое лицо.

— Мне ясно только одно — больше суток мы не продержимся… Успеют они или нет?

— Должны успеть, — неуверенно проговорил комиссар.

— Дай бог, дай бог, — забормотал комполка. — Раненых — тьма-тьмущая…

Грохот боя был теперь явственней и тревожней. Бой шел совсем близко.

С треском распахнулась дверь землянки, и влетел задыхающийся, перепачканный землей и копотью солдат.

— Товарищ полковник! — солдат жадно ловил ртом воздух. — Немцы прорвались… В расположении батальона Пилипенко… Рукопашная идет…

Комиссар быстро поднялся, расстегнул кобуру.

— Я еду туда…

Белой накрахмаленной простыней раскинулось перед ними снежное плато. Со всех сторон оно было окаймлено холодными красноватыми скалами — маленький геологический цирк. Однако до вершины еще очень далеко, половина пути, самого трудного и опасного.

Три связки шли, проваливаясь по колено в снегу, помогая себе ледорубами. Автоматы висели теперь на груди. Все надели темные очки. По очереди, сменяя друг друга, торили тропу в глубоком снегу.

Спичкин упал. Семен Иваныч помог ему подняться.

— Вон наш бастион, — сказал Артем, указывая рукой.

— Симпатичная стеночка, — проговорил Спичкин. Вера жадно хватала ртом воздух. Было видно, что она устала, шла чуть ли не из последних сил. Артем внимательно посмотрел на нее, спросил:

Перейти на страницу:

Все книги серии Актерская книга

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии