Повести л-ских писателей

Правда, бабушка Катя московская, папина мама, сокрушалась, что я в штанах вечно хожу. (У меня, по-моему, в старших классах и юбки-то ни одной нормальной не было, кроме школьной.) Так и слышу, как она восклицает со своей театральной интонацией: «Не девица, а фарцовщик!» Мне родители по большому блату джинсы достали хорошие итальянские… Но к моим увлечениям бабушка Катя никогда не придиралась. Наоборот, я с ней даже влияние невесомости на человеческий организм обсуждала. Она врачом всю жизнь проработала, могла за чаем целую лекцию по физиологии прочесть как с листа.

В Борске… У нас, кстати, всегда говорили «Борск». Другие названия – Кострома-17, Кострома-72, Краснозвёздный – это в документах только было, да и то в секретных. А говорили только Борск. До войны, до основания города там деревня была, называлась Лисий Бор. Из неё, видимо, «Борск» и получился. Стихийно…

Книжный магазин в Борске всё моё детство был один: на площади Ленина. Он и сейчас на том же месте, я вам фотографию найду в интернете. Так, секундочку…

Вот, на углу здания, видите? Крыльцо с треугольным козырьком? Это одно из первых зданий в городе, в самом начале пятидесятых построено. Уже при Горбачёве второй книжный открылся в одном из новых микрорайонов, в позднесовковом стиле. После этого их начали различать: «Новый книжный» и «Книжный на площади». Но это за считаные месяцы до моего отъезда в Нижний случилось. Так что «Новый книжный» – это уже не моя история.

В старом книжном, в «Книжном на площади»… Бог ты мой, там же ещё и запах этот был… Он исчез потом, в нулевые уже, после евроремонта. Вы ведь представляете себе запах советского книжного? Такой… плотный… бледно-фиолетовый с оранжевыми пятнышками тут и там. Дразнит и успокаивает одновременно… Вы не пугайтесь, у меня синестезия просто. Довольно редкая разновидность: я запахи «вижу» в цвете. Не все запахи. Но промышленные, химические – их очень часто «вижу».

В восьмидесятые три отдела было в книжном. Налево, как входишь, начинался самый большой, с официальной литературой. Партийные брошюры, всяческий политиздат, какие-то бесконечные серии про революцию. Стояли, пыль собирали. Этот отдел никого не интересовал. Всех интересовал отдел подписных и дефицитных изданий – он был как бы в глубине основного зала, надо было пройти мимо стеллажей с партийной бурдой. Туда приходили хорошие книжки, по две-три штуки, и их сразу расхватывали. Самое удивительное, что расхватывали по-честному, в явочном порядке: кому повезёт, тот и хапнет. То есть без блата совсем.

Это, я думаю, с продавцом отдела было связано. Игорь Трофимович звали продавца. Вылитый книголюб-интеллигент: очочки с круглыми стёклами, бородка аккуратная с проступающей сединой. Начитанный до умопомрачения. Видно было, что не просто на работу ходит, а любимым делом занимается. Держался со всеми приветливо, но дистанцию соблюдал. Невозможно было представить, что кто-то может к Игорю Трофимовичу подойти и сказать: «Игорь Трофимыч, у нас полочка одна недозаполнена в чешском гарнитуре. Не отложите мне Сте́ндаля по старой дружбе? Я вам с путёвочкой в Болгарию помогу». Совершенно за гранью воображения было такое. Поэтому, я думаю, никто к Игорю Трофимычу и не подходил с такими просьбами.

Максимум, до чего он мог опуститься, – это сказать: «Знаете, у нас во вторник будут новые книги, подходите, может быть, вас что-нибудь заинтересует». Он ко всем обращался на «вы» – ну, кроме совсем уж младших школьников, наверно.

У меня так и звенит в памяти: «Вы, Лена…», «Вам, Лена…» А Лене, представьте, тринадцать лет, Лена удрала с физкультуры, потому что ну физкультура же! И потому что новые поступления в книжном обещаны. Лена месяц на полдниках экономила, пятнашки откладывала карманные, чтоб «Лунную радугу» купить какую-нибудь… Вбегаю, запыхавшаяся вся, руками в фартук вцепившись: «Здравствуйте, Игорь Трофимыч!» «Доброе утро, Лена! Что же вы опять пренебрегаете своим ученическим долгом…» Он всегда с высокопарными оборотами говорил. Как будто бы строго, но на самом деле совсем не строго…

В Борске, вы не подумайте, народ так-то вежливый был, воспитанный. Всё-таки учёные сплошные, техническая интеллигенция. Но Игорь Трофимович даже на этом фоне был особенный. Ну, мне казалось, что особенный, по крайней мере. Я нигде больше, ни от каких больше взрослых такого уважения не чувствовала, элементарного уважения ко мне как личности, которое подростку так нужно. Особенно по сравнению со школой. В школе-то меня песочили постоянно. За упрямство, за своенравие…

Ой, увлеклась воспоминаньями. Чуть не забыла про третий отдел. А ведь в нём-то всё и случилось. Именно там в руки мне попал сборник, который вы ищете.