Повести и Рассказы (сборник)

В зеркало заднего обзора я вижу, как он выкарабкивается из своего полуджипа-полувиктории. Иначе и быть не могло, с его-то мастерством хваленым да сломать шею в кювете…

Трасса впереди действительно перекрыта тремя машинами. Я смотрю на часы. И довольно улыбаюсь. Кричу Хоменко:

— Женя, сообщай о моей победе!

— Ты наивный наглец, Лева! Опомнись, приятель! Ты в западне!

— А ты на часы погляди! Десять, нет, семь секунд осталось. Разве они успеют?

И они, конечно, не успевают. Сзади ко мне бежит потерявший фуражку майор с наручниками, за его спиной уже появилась погоня, машины, перекрывшие дорогу спереди, спешат расцепиться, только все это безнадежно — секунды мои, секундочки, истекают пусть медленно, но неумолимо. Время на моей стороне точнее, я на стороне времени.

С еле слышной досадой думаю, что напрасно запах победы так отдает жженой резиной.

Ох, вопит Хоменко, ох, буйствует, напористо изображая восторг! Города больше не мелькают, действие допинга кончилось, меня малость трясет и ноги подкашиваются. Но надо пожимать руки — хоть они и подобны кобрам, — надо отвечать на поздравления и кривить усмешку типа «да ну вас!», выслушивая излишне восторженные слова о цирке, который я устроил…

— Сволочь! Подонок! Гадина стоеросовая! — как всегда, путая от волнения ругательства, предстает передо мной Месроп с длиннющей ссадиной через всю лысину и порванной брючиной. — Я тебе больше не тренер, а ты мне больше не друг, ты мне с этого дня первейший враг навсегда, кровник! Ты почему, скотина, выкинул меня на дорогу?!

— Опасно было, Меся, дорогой, ты уж извини, другого выхода не было. Меся что-то соображает и уже озабоченным тоном спрашивает, заговорщицки метнув по сторонам взгляд:

— Что значит «опасно»? Финты?

К нам бочком подбирается телеоператор, я киваю:

— Я потом объясню, ладно?

Как и все рукопожиматели до него, Месроп исчезает внезапно, словно привидение. Потом долгий и невнятный разговор с молодым лейтенантиком, потом подходит майор.

— Жму руку, — с хмурой уважительностью говорит он и действительно жмет. Таких психов, как ты, я не видывал… А если бы я не отвернул?

Я с улыбкой вру:

— Тогда бы отвернул я. Только, конечно, после тебя.

— Ага, — с легкой обидой поддакивает майор. — Я для тебя сильно нервный.

— Что-то вроде того.

Майор вскипает:

— Да для тебя и египетская пирамида — истеричка!

Его кто-то зовет, а я устало отворачиваюсь, уверенный, что майор так же бесследно и быстро исчезнет из этого эпизода, как исчезали все остальные. Запах паленой резины все еще преследует меня, и мне тревожно. Прикидываю, к кому бы присоседиться на предмет возвращения, но тут же с хихиканьем осекаюсь. «Ситроен» теперь вроде бы мой, так что домой можно и на нем.

— Ну что, пошли? — слышу я голос сзади и с неприятным чувством понимаю, что майор, к сожалению, не исчез.

— Куда, товарищ майор? У нас с вами вместе вроде бы…

И в ответ слышу невероятное:

— Во-первых, не майор, а всего-навсего Капитан. Пусть чин и меньше, зато пишется с большой буквы. Ну так что?

В ужасе-прострации оборачиваюсь. Плотно скроенный монстр с горящими глазами, в руке — ружье навроде базуки.

— Ты не забыл? Тебе еще надо пройти допинг-контроль, — рычит Капитан.

— Я ничего не… Подождите, подождите!

Мне бы успокоиться — ну, подумаешь, еще раз перешел в Москву-Два, с кем не бывает. Но становится по-настоящему страшно. Меня толкают в спину — иди. Запах жженой резины режет глаза и ноздри. Меня волокут по трассе, завернув руки за спину, схватив за волосы, насильно голову поворачивают:

— Гляди, с-с-сука!

Капитан, моя совесть, моя мука непрошеная, свою физиономию приближает к моей.

— Гляди!!!

Поперек трассы, градусов под тридцать к перпендикуляру, стоит его «краун-виктория» со сбитой передней фарой. Неподалеку, на обочине, догорает вверх чадящими колесами мой «ситроен». И там что-то такое спекшееся на водительском месте. Черный дым оттуда — невозможный, грязный, противный. Совсем мне плохо становится. Безысходно. Толкаемый в спину, я пытаюсь сосредоточиться. Пытаюсь, пытаюсь, пытаюсь…

ЖИЗНЬ СУРКА ИЛИ ПРИВЕТ ОТ РОГАТОГО

Первый раз я умер 3 марта 2002 года. Меня убили. А потом я родился 4 октября 1964-го года, ровно в день своего рождения. В семье своих собственных родителей. В городе Минске, которого, как раньше не знал, так и до сих пор не знаю. Потому что родители мои очень скоро оттуда съехали. А я потом туда так и не умудрился наведаться. Что вообще-то при моих возможностях очень и очень странно.

Потом меня всегда убивали в разное, но примерно одно и то же время, когда мне было 37–38 лет, и даже порой разные люди, хотя чаще всего мелькает один — пегенький мужичок, похожий на хакера-перестарка. В пегом плаще, с пегим газоном на голове, с пегой мордой.