Повести и рассказы разных лет

Как приятно впервые за пять лет проснуться в собственной комнате! За это время где только не приходилось мне спать: в недостроенных домиках, в хижинах дикарей, даже на столе в таверне. Стоит ли говорить о том, что возвращение в спальню со всеми ее удобствами, не говоря уж о многочисленных напоминаниях о счастливом детстве, было само по себе событием ужасно волнующим.

Не приснилось ли мне во сне все, что произошло за последние пять лет? Неужели я стал на пять лет старше? После завтрака мы с мамой провели продолжительную беседу, потом прошлись в огород и обратно (более длинным маршрутом ей, кажется, в жизни своей путешествовать не приходилось), после чего я насладился ленчем, конной прогулкой и чаем. Наскоро сочинив записку Паркеру с извинениями за то, что не смогу сдержать обещание и приехать на новоселье (мероприятие представилось мне скучнейшей тратой времени), я почувствовал вдруг… что умру, если хотя бы еще минуту останусь на месте. Решив, что не смогу без хорошего моциона оценить по достоинству жирную телятину, ожидавшую нас на ужин, я, получив на то улыбчивое мамино благословение, отправился вдоль по деревне — так привыкли мы именовать десяток коттеджиков Эверс-фолда (каждый из них был окружен садом, издали напоминавшим цветочный букетик), разбросанных вокруг церкви, служившей здесь центром.

Ага, вот еще новшество: кооперативная лавка, выросшая на месте магазинчика, торговавшего имбирным пивом и леденцами, — впрочем, и она успела уже обветшать. Здание школы не просто стоит, где стояло, но и, напротив, приобрело нарядный вид: местный комитет поработал на славу. Ну, а сельские старожилы не изменились, конечно же, ни на йоту.

Ни пять, ни пятнадцать лет не в силах сделать другими церковного сторожа или почтового клерка. Все приветствовали меня очень радушно, но так, будто отсутствия моего не заметили вовсе. Вот и дом кузнеца Эванса. Главное, не спросить по ошибке о здоровье супруги. А вот… Ну, конечно же, Бог мой, это она! У дверей дома в темном шерстяном платье, белом батистовом фартуке и простом чепчике стояла, чуть нагнувшись, чтобы принять ведерко из рук мальчика-молочника, Роз Эванс. "О, мама, как ты была неправа, — воскликнул я мысленно. — Она стала краше прежнего!"

Какими словами мне описать ее? Ангел, фея, может быть, королева? — нет, все не то. Роз отличалась высоким ростом и прекрасным телосложением; изящную головку венчала густая копна блестящих каштановых волос. Лицо ее ни чертами своими (излишне, пожалуй, миниатюрными), ни цветом кожи не поражало воображения, но в целом этот чудесный образ медленно, но верно проникал в самую душу. У нее была необычайно красивая шея, а уж ямочки на щечках… они разбили немало сердец!

Роз олицетворяла пасторальный тип красоты — тихий, но в контрасте с внутренней силой своей, неотразимый. Как это удивительно — обнаружить, что застенчивое юное создание, которую издали можно было бы принять за нарядную куколку, обладает недюжинной волей и яркой индивидуальностью! Иные наши красотки, куда более миловидные и кокетливые, с ума сходили от ревности, видя, как их воздыхатели бегут, чтобы в очередной раз столпиться вокруг этой тихони Эванс.

Но до чего же больно было мне при виде Роз — как всегда, аккуратной, элегантной и чуточку самодовольной (к числу тех, кто склонен себя недооценивать, отнести ее было никак не возможно), — вспомнить внезапно о горе, ею причиненном! Нет, этого я никогда уже ей простить не смогу. Позволив какие-то вольности этому смазливому негодяю Мику, она едва не сделала убийцей достойного человека. "Останься же навсегда одинокой, мисс Роз, ты этого заслужила…" — Более резких слов з ее адрес я не смог заставить себя произнести даже мысленно. Роз выглядела такой милой, свежей и невинной, что я, приблизившись, заговорил далеко не так холодно и отстраненно, как мне самому того хотелось бы.

— Добрый вечер. Вы, видно, совсем меня позабыли?

— Не совсем, — ответила Роз. На губах ее появилась едва заметная улыбка, щеки покрылись слабым румянцем (не девушка, а сама умеренность, во всех отношениях!). — Вы появились так неожиданно. Не хотите ли зайти в дом, сэр? Сейчас папа вернется из кузницы, и будет очень рад вас видеть.

Мы вошли в кухню. Наблюдая за тем, как открывает она дверь в кладовую, чтобы поставить туда молоко, я невольно загляделся на полные руки, выглянувшие из-под подвернутых рукавов. Все-таки было в этой девушке что-то дьявольски привлекательное.

Но затем, отметив про себя идеально сидящее платьице с аккуратными складочками, юное личико, такое свежее, будто за пять минувших лет ничто не нарушило его безмятежности, оглядев кухню с безупречно чистым кирпичным полом и сияющими кастрюлями (Эвансы жили вполне безбедно), я вспомнил о сломленном, опороченном Джемми, обреченном один на один бороться с враждебным миром за свое жалкое существование, и вновь почувствовал, как душа моя переполняется горечью.

— Сколько лет прошло? Пять?