Повести и рассказы писателей ГДР. Том II

Почти во всех домах окна слабо освещены экранами телевизоров. Свет уличных фонарей тает в несгустившихся сумерках. Мертвый город, театральная декорация. Сегодня, как и всегда, Трумпетер чувствует, как его угнетают эти пустынные площади и улицы, как бы случайно разбросанные между домов, погруженные во тьму, безлюдные. Небольшой парк с аллеями, скамьями, а то и фонтаном, маленький угловой ресторанчик, кафе-мороженое, островок света, люди, много людей — и все преобразилось бы. Но дело не только в этом. Он любит свой Нейштадт, он его строил, ему бы вообще строить да строить, но он знает: город без прошлого — это все равно что человечество без истории. Мы выросли на улицах, которые существовали задолго до нас, в тесных клетушках и лишенных света задних дворах, в грязи и копоти, которые накапливались столетиями; и вот наконец нам дали человеческое жилье — свет, простор, яркие краски, но мы еще не готовы к этому. Мы не разделались со старым, среди которого так долго жили, оно еще цепко держит нас, стало как бы второй натурой. Вот мы все заботимся о городе, хотим сделать его совершенным, а ведь мы сами так далеки от совершенства. Впрочем, путь к внутреннему совершенству бесконечен. Но стоит вступить на него, и жизнь становится интенсивней; в противном случае мы впадаем в смутное, непонятное беспокойство, которое даже не можем назвать по имени. Только если человек однажды поймет это, он начинает жить. Так думал он и шел по улицам, которые тоже еще не имели имени, шел по безымянным площадям, туда, где над темными силуэтами недостроенных зданий вздымались краны. Полного одиночества не бывает. По меньшей мере у человека есть прошлое. Пусть этого мало. Но это и хорошо, что мало, иначе не было бы движения вперед. И, усмехнувшись, он подумал: «Пожалуй, эти проблемы тоже не очень-то занимали наших родителей».

Вот и край города, граница строительной площадки; перед ними простирался пустырь, справа лес, слева зыбкие очертания Альтштадта в слабом зареве над крышами домов. Прямое, будто стрела, шоссе с деревьями и телеграфными столбами по обочинам, конечная станция электрички, путепровод, а дальше пашни и буйные травы с черноватыми островками — туфа, красноватыми — порфира. Красивое место, уходить не хочется. И, усевшись на косогоре, они стали по очереди потягивать сигарету — только одна и нашлась в портсигаре.

Ханна сказала:

— Не пойму, как ни придешь сюда — ни души!

— Черт его знает почему, — ответил он.

И обнял ее. А потом они возвращались обратно той самой дорогой, что пришли сюда.

Зальцман сказал Ганслику: «Тебе этого не понять, нам работа в радость, ведь мы строители». Потомственный рабочий, он прокладывал подземные трассы, еще когда инженер сидел на школьной скамье, и Трумпетер понимал, что Зальцман нрав. Но инженер тоже был прав. Принцип «из двух зол выбирают меньшее» был в данной ситуации непригоден, а решение принимать нужно было. И он решил: до конца смены Зальцман работает в котловане, потом переходит на другой участок. Недовольны остались оба: и инженер и экскаваторщик, ибо один хотел немедленно перейти на другой участок, другой не хотел этого. Что ж, принимая решительные меры, обязательно кого-нибудь да обидишь. Старая это песня, но считаться с этим сейчас он не мог. К тому же тут явно сказалось пресловутое соперничество подземных рабочих и высотников, об этом можно говорить и говорить. Зальцман, например, утверждал: «За каждый чих шахтеры получают премиальных на пять марок больше, чем мы».

Трумпетер держался того же мнения: разница в оплате труда ничем не оправдана. Многие тщетно пытались раскусить этот орешек, но в мире полно проблем, слишком сложных для однозначных решений, и их все прибавляется. Не только здесь, всюду, и, в сущности, это хорошо. Не всегда можно жить в мире с миром. Но ведь и это хорошо. Иначе все так и стояло бы на одном месте. Он посмотрел вслед уходящему Ганслику; под углом в сорок пять градусов в другую сторону двигался Зальцман. Затоптав сигарету, Трумпетер стал наблюдать за Ленертом, тот трудился, засучив рукава, но был явно не в форме. Ни ритма, ни чувства машины и материала — в таком состоянии он годится лишь на второстепенные роли. Но два экскаваторщика ушли в отпуск, один был на больничном, и Трумпетер, который всю неделю работал па третьем УБ‑80, взял на подмогу Ленерта, надеясь, что он справится. Но Ленерт не справлялся, по крайней мере сегодня. Трумпетер кивнул ему, Ленерт спустился на землю, отбросил со лба слипшиеся волосы; он выглядел постаревшим. Трумпетера охватило чувство горячей симпатии, но он подумал: этим ему не поможешь. Он взобрался в кабину, запустил мотор; две вагонетки ждали погрузки, однако экскаватор стоял к ним слишком близко, Трумпетер сразу сообразил это. Отъехав назад, он прикинул угол и поднял стрелу. Жара одолевала; чувствуя мощь мотора, Трумпетер плотнее уселся на сиденье.