Повести и рассказы

И он показал на двери. Я вошел; это была спальня. Справа между печкой и стеной был широкий, крытый густым пунцовым трином диван, заменявший ложе; на свернутом в головах шелковом матраце лежал ночной колпак; влево от двери другой диван; напротив – стенные шкапы и посредине образная.

От нечего делать я развернул лежавшую на столике книгу, переплетенную в бархат. То был «Триодион, повелением и иждивением Всесветлейшей Княгини Елены, Божиею милостию начальницы и владычицы земли Влашкою, супружницы Пресветлого господара Иона Матфия Бесарабы, в Господарской их типографии, яже в Столечном граде Терговишти. В лето бытия мира 7157».

Едва я успел прочесть это, как раздался громкий голос:

– Мы фоарте букур, кы вы вдэ сенатов, prince![58] – Это обыкновенное молдавское приветствие: «Очень рад, что вас вижу в добром здоровьи».

Любопытство заставило меня сесть на диване подле самой двери, так что весь разговор Ипсиланти с Тодором был мне слышен.

– Садитесь, господин Владимиреско, – сказал Ипсиланти по-французски. – Нам давно пора переговорить с вами лично.

– Готов слушать, – отвечал Тодор.

– Вы знаете уже ту великую цель, для которой я сюда прибыл?

– Как видно из ваших собственных прокламаций, вы приняли на себя труд освободить Грецию от ига турецкого.

– Так точно. Приняв на себя начальство над этерией, я воззвал к народам, угнетенным игом варваров, и на первом шагу встречаю противоречие – в ком же? В тех, которые должны были торопиться под знамена свободы!

– Диван княжества желал знать: кто возложил на вас великое дело освобождения Греции и кто уполномочил вас к воззванию на общее восстание против турков? Диван послал к вам депутата Павла Македонского…

– Полно-те, сударь: этот депутат был от вас, а не от Дивана!

– Это ваше предположение… Не я, а Диван просил вас сообщить ему ваше полномочие.

– Кто уполномочил меня? – сказал гордо Ипсиланти. – Вы знаете, кто я?

– Знаю. Вы служили в русской службе генералом, я служил поручиком, но здесь не Россия.

– Неужели вы думаете, что я обязан открывать Дивану Валахии тайны европейских конгрессов? Неужели Диван не постигает, к чему клонится столько уже лет политика всех европейских держав?

– Для исполнения целей своих европейской политике не нужно было поручать вам сбирать в Молдавии и Валахии бродяг и нищих, чтобы избавить Европу от турок.

– Вы, сударь, дерзки! Вы враг своего отечества! Ваша цель пользоваться смутами и водить своих бродяг, пандуров, на грабеж!

– Ваши титлы не лучше моих!.. Да что об этом говорить! Вы делайте, что знаете; я буду делать, что я знаю.

– У нас общий враг, сударь, и мы должны действовать общими силами, а не допрашивать друг друга о правах.

– Ваши враги – турки, а наши – греки фанариоты. Разница видна из ваших и моих прокламаций… Ваше поле в Греции – идите за Дунай, и наше дело спровадить греческих господарей туда же. Здесь им не место – довольно им сбирать дяжму[59] с княжеств; пусть идут под ваше знамя освобождать Грецию от ига и избавить нас от своего ига. Что мы за ферма для вас! У вас есть свои земли и рабы – дерите с них хоть три кожи!

– Господин слуджар…[60]

– Вайвода, а не слуджар, господин Ипсиланти, – сказал Тодор, стукнув саблей о пол.

– Извольте молчать!

– С араку да мини![61] Как я вас боюсь!

– Я вас скоро заставлю бояться!

– Ну до тех пор прощайте!

– Остановитесь, господин Владимиреско!

– Я стоять не люблю; если угодно, сяду. Языком биться также не люблю.

– Собственно из предостережения вас и чтобы предупредить раздоры, я должен вам сказать…

Ипсиланти стал говорить тихо, я не слыхал ни слова. Вдруг он подошел к двери спальни; я отскочил от нее и сел на диван.

– Пожалуйте сюда, – сказал он мне по-русски, отворяя дверь.

Я вошел в кабинет и с любопытством взглянул на Тодора, сидящего на диване в лиловом бархатном, шитом золотом фермеле; за поясом его торчали два пистолета. Турецкая сабля золотого чекана, осыпанная дорогими каменьями, перегнулась через колено. На голове была красная феска, а подле, на диване, лежала одноцветная с фермеле капа, или скуфья, также шитая золотом. Он был смуглый, с длинными усами человек, с глазами, как уголья.

– Вы отправитесь обратно; я дам вам прикрытие до Леова, – сказал мне Ипсиланти, хлопнув несколько раз в ладоши.

Вошел прежний докладчик.

– Капитан Христиари! назначьте отряд из двадцати человек проводить их до Леова, – сказал Ипсиланти. – Кланяйтесь моим знакомым в России, – продолжал он, обратясь ко мне. – Скажите им, что дела мои идут хорошо. Прощайте!

«Драма кончилась комедией», – думал я, выходя из кабинета.

Христиари проводил меня из курте на квартиру, в дом какого-то боярина. Тут до изготовления к отъезду угостили меня обедом.