Повести и рассказы

Хехена – гиена.

Черева – внутренности рыб.

Чернопахотные реки – реки, по берегам которых преобладало земледельческое население.

Читать по толкам – читать бегло, в отличие от чтения по слогам.

Чудь – чудское, финское племя, в древности населявшее северную Русь.

Чунка – детские санки с высокими побочинами и спинкой – кузовом.

Шаньга – ячменная лепешка на масле, сметане, с крупой.

Шаять – тлеть.

Шелоник – юго-западный ветер (с Шелони).

Ширша – деревня близ Архангельска.

Шкуна – вид морского парусного судна; строились на Севере в XVIII-XIX веках. На шкунах поморы плавали почти до наших дней.

Шнека – рыбацкое однопарусное судно на Мурмане, образец которого взят у древних норманнов. На шнеках поморы промышляли треску еще в начале XX века.

Шнява – род поморского судна, отличалось неповоротливостью.

Штевни, носовой и кормовой, – брусья, сдерживающие концы досок, образующих обшивку судна. Поморское название штевня -корч или упряг.

Этажиссе (простонар.) – возвышаешься, задаешься.

Этта – здесь.

Юрово – стадо морского зверя; юровщик – староста артели на промысле морского зверя, самый опытный мореход-промышленник.

Ягра – протянувшаяся от берега в море подводная отмель.

Ярь – медная окись, употребляемая в качестве зеленой краски.

«МОЕ УПОВАНИЕ В КРАСОТЕ РУСИ» Б.В. ШЕРГИН (1893-1973)

Иметь счастье жить с ним в одной эпохе и не слыхать и не звать – это непоправимое несчастье. 

Скульптор И. С. Ефимов 

В. В. Шергин был талант драгоценный, многогранный. Вырос писатель из фольклора так же естественно и свободно, как вырастали сказители и всевозможные мастера бытового творчества. Вековая народная художественная традиция озарила нам в личности и творчестве Шергина едва ли не последнего певца классических былин и несравненного рассказчика, изящного художника народно-прикладного искусства и вдохновенного поэта-сказочника. Даже старинная народно-поэтическая речь у Шергина, как заметил Л. Леонов, «звучит свежо и звонко, как живое, только что излетевшее из уст слово».

Сыновняя любовь к Родине, слитая с влюбленностью в свою художественную тему, придала разностороннему творчеству и жизни Шергина удивительную цельность.

Трудной была его человеческая и творческая судьба. «С точки зрения, мира сего». – записал он в дневнике, – я из тех людей, каких называют «несчастными»». Но «сердце мое ларец, и положена была в него радость». Немалые жизненные испытания, выпавшие ему, не подавили и не опустошили, не ожесточили сердца. А творчество поднялось вдохновенным словом о радости. «В книгах моих, – признавался писатель, – нет „ума холодных наблюдений“, редки „горестные заметы“; скромному творчеству моему свойственно „сердечное веселье“».

И это была у Шергина не личная благая нирвана, а проснувшийся в душе животворный родник сокрытого, но вечно движущего творческого начала народной жизни, которому причастен коренной русский талантливый человек. Да и призвание прикоснулось к Шергину не соблазном самовыражения, выявления талантливости или особой манеры видеть и оценивать мир, окружавший его. «Неудобно мне склонять это местоимение "я", „у меня“, но я не себя объясняю. Я малая капля, в которой отражается солнце Народного Художества», – читаем в его дневнике.

Подобно музыкальному инструменту, его душа художника звучала почти исключительно под воздействием тех впечатлений, которые приходили из живой народной жизни. «Поверхностным и приблизительным кажется мне выражение – „художник, поэт носит с собой свой мир“. Лично я, например, не ношу и не вижу с собою никакого особого мира. Мое упование – в красоте Руси. И, живя в этих „бедных селеньях“, посреди этой „скудной природы“, я сердечными очами вижу и знаю здесь заветную мою красоту».

Олицетворением красоты Руси стали для Шергина талантливые и просто мастеровитые люди -кормщики и корабелы-строители, резчики и живописцы, сказители и рыбаки и другие художники повседневной жизни. Он застигал их в разгар душевного веселья, и в пору печали и горестных утрат, и во время постигших их драматических, а нередко и трагических обстоятельств. И везде он умеет увидеть в них самое характерное, интересное, непреходящее. Как художник он искренне любовался их колоритными фигурами, причем и читателя он заставлял любоваться ими. Его изображение естественно. Все смотрится необыкновенно свежо и сильно: и эпический образ мастера, И плеск морской волны, которая на камень плеснет и с камня бежит, сияние солнца и жемчужные нюансы неба и воды – все воспринимается словно впервые, все видится как бы написанным на золотистом перламутре.