Повести и рассказы

Он уехал из Бузбулака лет на пять раньше Рафи. Жил в Тифлисе. Работал директором бани, потом перешел в торговую сеть: был чайханщиком, буфетчиком, завмагом — кем только не был. Но слухи об этом дошли в Бузбулак много позднее, поначалу же все считали, что дядя Даян — самый большой человек в Тифлисе. Для меня, например, Тифлис и дядя Даян долгое время значили одно и то же. Мало того, когда-то я был твердо уверен, что место, называемое «Тифлис», — сплошной миндалевый сад, — в моем сознании дядя Даян неразрывно был связан с миндалевыми деревьями. Но, к сожалению, в один прекрасный день дядя Даян явился ко мне собственной персоной и полностью перевернул представление о нем. Честно должен сказать: я чуть не ругнул Даяна-киши.

Не будь того миндалевого сада

Дело было лет десять назад, я только что получил в Баку квартиру. В один прекрасный день (было около семи часов утра) раздался звонок. И дядя Даян, которого я до той поры ни разу в глаза не видел, вошел и с места в карьер начал: так не годится, милый, больно ты долго спишь.

— Вон я — скоро семьдесят, а каждое утро встаю ровно в шесть, как часы — сорок пять минут гимнастику на бульваре делаю. Потом душ холодный — пятнадцать минут. Чайку попью, закушу чего-нибудь. И на базар…

— Простите, — сказал я, — но я не знаю вас…

— Заважничал, стало быть… — старик не на шутку обиделся. — Ты же внук Курбанали? Курбанали — Медведь с нижней улицы? Не сердись, что я его так. «Медведь» — это хорошо — значит, сильный человек, крупный… Нам бы такими быть!.. С моим отцом, с Мешади Гасаном, они как братья были…

— Но…

— Постой… Я вот чего: нет ведь закона, чтоб в мои годы ходить к мальчишке. По порядку-то тебе бы надо меня разыскать. Что, неверно говорю?

— Вы говорите верно, но…

— Что «но»? Может, скажешь, имени такого не слышал — Даян? (Я сразу увидел миндалевый сад и услышал бесконечное «Дядя Даян», «Клянусь дядей Даяном»…)

— Конечно, слышал, — сказал я, — но…

— Но!.. И то, что я уже семь месяцев, как из Тифлиса переехал — этого ты не слыхал?

— Честное слово, не слыхал!

— Хочешь сказать, и на бульваре не встречал?

— Может, и встречал… Но я же не знаком с вами. Вернее, не был знаком…

Даян-киши с сомнением посмотрел на меня, и мне вдруг пришло в голову, что, пожалуй, кто-то мне его показывал издали вот, мол, тоже наш — из Бузбулака… Пока я размышлял об этом, Даян-киши задал новый вопрос:

— Сколько, по-твоему, в Баку бузбулакцев?

— Не знаю, — ответил я и подумал, что невредно было бы это знать.

— Все здешние бузбулакцы давно знают, что я уже семь месяцев, как приехал из Тифлиса, — оказывается, не статистика интересовала дядю Даяна. — И большей частью у меня побывали. Разносолов у нас в доме не водится, а пити или там бозбаш всегда найдется. А мясо это мороженое… Ни один тифлисец им и посуду марать не станет.

— Да…

— Да… — повторил он. И после небольшой паузы добавил: — Пьешь крепко…

Дядя Даян внимательно оглядел комнату, словно искал доказательств моих загулов. Но нигде ничего такого не было. Я и забыл, когда выпивал последний раз.

— Простите, — сказал я, задетый его словами, — откуда вы знаете, что я пью?

— Не знал бы, не говорил, — спокойно заявил дядя Даян. И глянул на потолок — будто доказательства пьянства находятся именно там. — Водка стольких сгубила…

Я дал себе слово не перечить этому человеку. Пусть порет чушь. Может, скорей уберется.

Вскоре Даян-киши действительно поднялся с места. Но, увы, направился не к двери, а на балкон.

— Плохо живешь, — сказал он, через минуту вернувшись в комнату. — В городе по-городскому надо жить. Жениться пора.

И дядя Даян так поглядел на меня, что я понял: отмалчиваться будет трудно.

— Да, — согласился я.

— Смотри, городскую не бери!

— Конечно, — сказал я.

— Квартиру-то когда дали?

— Конечно.

— Говорю, когда квартиру дали?

— Квартиру?.. Не помню…

— А-а… Значит, куришь. Водка уж черт с ней, выпей, коль невтерпеж, а с куревом кончай! Кончай, очень тебе советую! Это такой яд!.. Газеты-то хоть читаешь?

— Читаю, — серьезно ответил я, успев забыть свою тактику.

— Стало быть, видишь, как правительство поступает; открыто пишет: курение — вред! А в то же время, не выполни какой-нибудь председатель план по табаку, — такую клизму поставят!.. Захоти правительство, оно запросто могло бы запретить курение. А оно не хочет — нельзя силой. Хочет, чтоб люди умом дошли, чтоб сознательно, добровольно от яда отказались. Тут, брат, большая «палитка», очень большая…

Последние слова он произнес так многозначительно, что я даже, кажется, вздрогнул.

— Конечно, — сказал я. — Конечно, политика. Большая… Но только я не курю! Ей-богу!

Даян-киши с сожалением покачал головой.

— Не понимаешь, — сокрушенно сказал он. — Понимал бы, давно бы бросил. Вон тебе лет-то всего ничего, а говоришь — задыхаешься. И губы синие — все по той же причине. Завтра же отправляйся в бассейн! В воде особо не сиди — не в ней суть, главное — двигайся: поскачи, попрыгай, пускай копоть выйдет. Говоришь, не помнишь, когда квартиру дали?

— Почему не помню? Помню: ордер я получил двадцать первого февраля.