Повести и рассказы

Через неделю над дверью его лавки висела огромная, ярко размалеванная вывеска. На ней была изображена обезьяна в полосатом платье и белом фартуке с лямками —  словом, одетая точно так, как мисс Нейман. А ниже красовалась надпись большими золотыми буквами:

БАКАЛЕЯ «ПОД ОБЕЗЬЯНОЙ»

Набежало множество любопытных —  всем хотелось посмотреть вывеску. Услышав хохот на улице, мисс Нейман вышла, взглянула, побледнела, но, не растерявшись, воскликнула громко:

— Бакалея «Под обезьяной»? Ну что же, это верно —  ведь над лавкой живет мистер Каске. Ха-ха-ха!

Тем не менее это был для нее удар в сердце. Днем она слышала, как дети, гурьбой возвращаясь из школы, останавливались перед вывеской и кричали:

— Ох, да это же мисс Нейман! Здравствуйте, мисс Нейман!

Это было уже слишком. Вечером, когда к ней пришел редактор, она сказала ему:

— Обезьяна на вывеске —  это я! Знаю, что я! И этого я ему не спущу! Я заставлю его снять вывеску и при мне слизать обезьяну языком!

— Что ты хочешь делать?

— Сейчас же идти к судье!

—  То есть как это сейчас?

— Ну, завтра.

Рано утром она вышла и, подойдя к Гансу, сказала:

— Вот что, мистер дачмэн: я знаю, что это меня ты намалевал в виде мартышки. Ну-ка, пойдем к судье! Увидим, что он на это скажет.

— Скажет, что я имею право рисовать на своей вывеске что хочу!

— Посмотрим! —  Мисс Нейман с трудом переводила дух.

— А откуда вы знаете, что обезьяна —  вы?

— Сердце мне это говорит! Идем, идем к судье! Не пойдешь, так тебя шериф в кандалах поведет!

— Что ж, пойдемте,—  согласился Ганс, уверенный, что на этот раз победа за ним.

Они закрыли лавки и отправились к судье, перебраниваясь всю дорогу. И только у самых дверей мистера Дасонвилля оба спохватились, что не настолько знают английский язык, чтобы изложить судье все дело.

Как тут быть? Вспомнили, что шериф, польский еврей, говорит и по-английски, и по-немецки. Пошли дальше, к шерифу.

Но шериф собрался куда-то ехать и уже сидел в телеге.

— Ступайте вы к черту! —  сердито прикрикнул он на них. —  Взбудоражили весь город! Годами носите одну пару башмаков! Некогда мне с вами возиться. Я еду за дровами. Прощайте!

И уехал.

Ганс упер руки в бока и сказал спокойно:

— Ну, мисс, придется вам потерпеть до завтра.

— Ждать? Ни за что, легче умереть! Только если вы снимете обезьяну...

— Обезьяны не сниму.

— Тогда тебя вздернут! Будешь болтаться па дереве, немец, ой, будешь! Обойдется дело и без шерифа! Судья тоже знает всю историю.

— Ну, так идем к нему без шерифа!

Однако мисс Нейман ошиблась: судья один во всем городе ровно ничего не знал об их ссорах. Безобидный старичок приготовлял свои снадобья и воображал, что спасает мир.

Он принял их, как принимал каждого,—  учтиво и ласково.

— Покажите языки, дети мои!.. Сейчас я вам пропишу лекарство.

Оба махнули руками, пытаясь таким образом объяснить ему, что пришли не за лекарством. Мисс Нейман твердила:

— Мы не за этим! Не за этим!..

— Так чего же вам нужно?

Ганс и мисс Нейман заговорили разом, перебивая друг друга. Ганс —  слово, она —  десять. Наконец немку осенила удачная мысль: она указала себе па грудь в знак того, что Ганс пронзил ее сердце семью мечами.

— Ага, теперь понимаю! Понимаю! —  обрадовался доктор.

Оп раскрыл большую книгу и начал что-то в нее записывать. Спросил у Ганса, сколько ему лет. Оказалось —  тридцать шесть. Спросил у мисс Нейман, но она не помнила точно, сказала, что, кажется, около двадцати пяти.

—  All right! [19]  А как зовут? Ганс, Лора. All right! Чем занимаетесь? Торговлей! All right! —  Доктор задал еще какие-то вопросы. Они их не поняли, но на всякий случай ответили: «Jes» [20]. Доктор кивнул головой: вот и все.

Кончив писать, он встал и вдруг, к великому удивлению Лоры, обнял ее и поцеловал.

Она решила, что это доброе предзнаменование, и пошла домой, полная самых радуяшых надежд.

Дорогой она пригрозила Гансу:

— Я вам покажу! Вы у меня запляшете!

— Запляшет кое-кто другой,—  спокойно отпарировал тот.

На другое утро к их лавкам подошел шериф. Оба —  и Ганс, и мисс Нейман —  стояли в дверях. Он пыхтел трубкой, она напевала:

— Дачмэн, дачмэн, да-ачмэн!

— Думаете идти к судье? —  спросил шериф.

— Мы уже ходили.

— Ну и что?

— Шериф, голубчик! Дорогой мой мистер Дэвис! —  взмолилась мисс Нейман. —  Пойдите узнайте, что он постановил. А я в долгу не останусь... Мне как раз нужны новые ботинки. Замолвите там за меня словечко судье! Вы сами видите —  я одинокая, беззащитная девушка-

Шериф ушел. Он вернулся через четверть часа, и почему-то за ним шла целая толпа.

— Ну, как? Как? —  спросили в один голос оба противника.

— Все в полном порядке,—  отвечал шериф.

— Что же судья сделал?

— А что он мог сделать плохого? Он вас поженил.

— По-же-нил?!

— Ну да. Что же тут странного? Все люди рано или поздно женятся.

Если бы в них ударила молния, и тогда Ганс и его соседка не были бы так потрясены. Ганс выпучил глаза, разинул рот и как полоумный уставился на мисс Нейман, а она, не менее ошеломленная,—  на него. Оба в первую минуту словно окаменели, потом подняли крик:

— Его жена? Я?!

— Мне быть се мужем?!