Повести и рассказы

— Вы тоже считаете, что это будет неуместно? — Анна Адамовна уже без улыбки бросает на меня несколько удивленный взгляд.

— Нет, я так не считаю, — спешу успокоить ее, — с модами да этикетами я не в ладах, зато вижу, что бархаты эти вам явно к лицу… Хвала вашей портнихе, истинно женское творение. А ткань! Кто ткал такое чудо, видимо, заранее представлял себе, как, переливаясь, плавно потечет этот бархат по женской фигуре… Темно-синий, словно вода на осенних озерах…

— Слышите? — Анна Адамовна при моей шутливой поддержке опять обращается к руководителю делегации. — Откуда вы взяли, что на корриду в таком нельзя? Жанетта говорила, что на условности у них вообще не обращают внимания…

— А пресса? — восклицает Михаил Михайлович. — Желтая пресса, она ведь только и выискивает, к чему бы прицепиться!..

— Ну если вы полагаете, что я осрамлю делегацию, — с тенью обиды в голосе произносит Анна Адамовна, — то я сейчас пойду и заменю. Буду как вчерашняя…

Перспектива нового переодевания пугает Михаила Михайловича еще больше.

— Нет, нет! Что вы! — обеспокоенно вскрикивает он. — Если еще раз удалитесь в номер, тогда уж наверняка плакала наша коррида!

— Да и Жанетта ведь ждет, — напоминаю я, взглянув на часы. — Пошли, ничего страшного…

И мы выходим наконец-то из отеля, окунаемся с порога в горячий знойный воздух, нам смеется с неба ослепительное солнце Прованса.

Направляемся, как нам и объясняли, по аллейке через парк, между рядами разомлевших на солнце платанов, попадаются на глаза еще какие-то деревья и лохматые кусты с неизвестными названиями, а дальше, по ту сторону парка, мощно перекатывается глухой гул — то уже гудит коррида…

Словно от далекого водопада, доносится сквозь деревья до нас ее гул.

Аллея парка не асфальтирована, лишь усыпана камешками, галькой морской, каждый кремешок кажется нам раскаленным до обжигающих температур, и к Анне Адамовне у нас пробуждается даже сочувствие, когда она, осторожно балансируя по тем камешкам, подобрав кончиками пальцев тяжелое свое платье, под жгучим солнцем ступает по нелегкой этой тропе, будто брод преодолевает, своими золотыми туфельками-черевичками, которые ей явно жмут, — видно, как костяшки пальцев выпячиваются сквозь импортное золото… Однако ни разу пока что она не споткнулась и рыцарскую поддержку принимать не желает, протянутую руку отстраняет, сама продвигаясь вперед по раскаленной гальке, шаг за шагом, с ловкостью виртуоза. Коса на голове тугой короной — Анна Адамовна вчера сама говорила, что хочет казаться выше, хоть бы чуточку «подрасти», и сейчас она, да еще на шпильках, и вправду стала выше, и это ей тоже идет…

Рев из парка доносится к нам все отчетливее — то кипит, неистовствует коррида, Анна Адамовна, все уверенней пробираясь по камешкам, не преминула поинтересоваться:

— А в каком столетии начались у них эти корриды?

Вопрос относится прежде всего ко мне, ибо в представлении Анны Адамовны я здесь как ходячая энциклопедия. Все ей необходимо знать, во всем убедиться — такая уж она. В музеях не расстается со своим дамским блокнотиком, вечно меня переспрашивает, тихонько уточняя хронологические даты, имена исторических личностей — все, что относится к этому Провансу, вызывает у нее повышенный интерес. Годы властвования Анжуйской династии, альбигойские войны, точная дата ликвидации вольностей Прованса — все это Анна Адамовна неутомимо фиксирует в своем блокнотике… А теперь еще это: с каких пор существуют корриды?

— А бес их знает, — говорю. — Может, еще с римских времен? Когда вместо быков людей выпускали на арены…

Михаил Михайлович, прикрыв лысину газетой «Фигаро», шагает потупленный, от жары он изнывает, пот с него катит ручьями, тем не менее и сейчас его беспокоит ответственность за делегацию: какова будет реакция публики на этот панбархат нашей дамы? В частности, что запоет Жанетта? Может, будет настаивать, чтобы вернуться как можно скорее в отель менять убранство, потому что как в таком явно вечернем туалете идти на залитую солнцем корриду?

Однако Жанетта, встретив нас в условленном месте — у фонтана, проявила естественный для француженки такт:

— О, это даже оригинально! — воскликнула она, осматривая нашу даму и так и эдак. — Какая роскошь… И так подчеркивает талию!

Михаил Михайлович исподлобья пронзает переводчицу острым недоверчивым взглядом: вроде одобряет, но искренне ли? То бишь в полуденный зной отправляться на корриду в этом тяжелом вечернем бархате Жанетте кажется оригинальным, а сама она-то? Сама — в ситчике, худенькая, легкая, даже не верится, что она уже мама.

— Только не будет ли жарко? — заботливо спрашивает переводчица нашу спутницу.

— А я жары не боюсь, — спокойно отвечает Анна Адамовна. — Привычная. У нас в цехе разве такая жарища…

Это нам известно — там, где она работает, воздух всегда горяч, разогрет выше нормы, на протяжении всей смены работниц окутывает влажное, почти тропическое тепло — этого требует сама технология производства. Да к тому же еще постоянный грохот станков…