Повести и рассказы

Когда убитый горем священнослужитель увидел подводу, на которой чинно в ряд стояли четыре заветных сосуда, ему показалось, что это чудо. Ему показалось, что подвода сейчас повернет к воротам и… но она повернула к колодцу. Атлетического телосложения повозочный перекинулся парой слов со стоявшим у колодца часовым и начал наполнять сосуды водой. Пан ксендз решил, что чудо все же совершилось, что всевышний дал ему указание, и теперь все зависит от умения и настойчивости его самого. Конечно, бесполезно говорить с солдатом, приехавшим за водой. Нужно посмотреть, куда он поедет. Ведь есть же там офицеры, — решил пан ксендз, и надежда затеплилась в его сердце.

Через полчаса лейтенант Чернов, чертыхаясь в душе (черт его знает, как говорить с польскими попами), но с вежливой улыбкой (по мнению Чернова, дипломаты всегда вежливо улыбаются) осведомился у пана ксендза о его здоровье и о причинах, вызвавших появление священнослужителя в расположении взвода разведчиков.

Ксендз был вежлив, но напорист. Восстановив в памяти своей довольно обширный запас слов «кацапского» языка, он приветствовал лейтенанта с учтивостью человека, насчитывающего среди своих предков не один десяток иезуитов.

— Пан офицер знает, что это есть достояние нашего святого костела? — спросил он, указывая на злополучные сосуды, после взаимного обмена любезностями.

«Похоже, влип поп со своим золотом, а теперь мечтает получить его обратно. Черта с два!» — подумал лейтенант и, по-прежнему вежливо улыбаясь, ответил:

— Разве вам, гражданин ксендз, не известно, что ни один советский боец не заходил в костел, а следовательно, и эти предметы не могут быть взяты из костела?

Ксендз поперхнулся и на минуту замялся, но быстро нашел выход и со слезами на глазах стал рассказывать, как августовскою ночью более четырех лет назад, он с помощью одной благочестивой прихожанки прятал добро, принадлежащее костелу, дабы спасти его от «нечестивых филистимлян». Мельком, но сверля Чернова взглядом, пан ксендз упомянул и о том, что вместе с вином закопаны были и еще кое-какие принадлежащие костелу ценности.

Лейтенант, слушая причитания ксендза, соображал:

«Вино-то, конечно, поповское, и свой костел он тут приплел напрасно, а вот золото, может быть, и впрямь из костела. Надо будет доложить подполковнику».

— Так вот что, гражданин ксендз, — официальным тоном обратился он к жалобно скулящему священнослужителю, — возвратить вино сейчас невозможно. Большая часть его была роздана бойцам во время боя, а все остальное отправлено в госпиталь. Оно там нужнее для поддержки сил людей, раненных в бою за ваше же местечко. Сегодня я доложу об этом командиру полка, и вам, безусловно, уплатят за вино хорошую цену, как за настоящее, ресторанное, — подчеркнул лейтенант. — По вкусу и градусам вино замечательное. Раненые очень довольны. Одобряют, одним словом.

Хотя, направляясь к лейтенанту Чернову, ксендз дал самому себе и пани Ангелине слово, что будет спокоен, что с русским офицером он будет говорить только тоном несправедливо обиженного, не требующего ничего лично для себя и поднявшего свой голос только в защиту попранной справедливости, в защиту интересов верующих прихожан своего костела, но последние слова лейтенанта окончательно вывели ксендза из равновесия, он схватился руками за голову и завопил:

— Матка боска! Езус сладчайший! Вино, выдержанное вино, прекрасное вино отправлено в госпиталь для простых солдат! Кроме того, ведь там было не только вино. Там было и еще кое-что. Где можно получить хотя бы то, что осталось. Может, пан офицер не откажется посодействовать… не безвозмездно, конечно, совсем не безвозмездно. Со своей стороны, я готов…

Чернов улыбнулся. Его забавляло то, что этот польский поп, подробно рассказав о вине, только мимоходом, как о чем-то незначительном, упомянул о более чем полутора пудах золота.

— А скажите, кстати, гражданин ксендз, — вежливым тоном, но глядя в упор на собеседника, спросил Чернов, — чье это было золото? Неужели ваше?

Пан ксендз смутился. Пытаясь скрыть свое смущение, он заговорил почти шепотом, но горячо жестикулируя руками:

— Прошу извинить пана офицера, но откуда у меня может быть столько золота? Это золото всей общины, вернее костела. Пан офицер хорошо знает, что немцы не оставили бы в костеле золотые сосуды. Чтобы этого не получилось, мы зарыли золото в землю. Только прошу покорно пана офицера говорить негромко… хотя здесь только ваши солдаты… но я хотел бы…

Но Чернов не склонен был секретничать. Не понижая голоса, он продолжал:

— Тут вы что-то путаете, гражданин ксендз. То говорите о золотых сосудах, то о золоте. Это вещи разные. В каком виде было золото: в виде сосудов или слитков? И сколько на вес?

— Умоляю пана офицера говорить тише, — испуганно залепетал паи ксендз. — Зачем наш разговор должны слышать ваши солдаты? Это совсем никому не нужно… я… вернее наша община сумеет отблагодарить пана офицера за помощь.

— Сколько у вас там было золота? — сухо повторил свой вопрос Чернов.