Повести и рассказы

— Да вот, к примеру. Ночью было светло, как днем. Пожары, ракеты, прожектора. Днем темно, как ночью, от дыма и копоти. Когда мы пришли, еще горела нефтебаза, с неба хлопьями валила сажа, как черный снег. По реке плыла черная пена, а кое-где вспыхивала нефть на воде.

Заберешься куда-нибудь повыше, посмотришь в бинокль на город — дома словно притаились, пригнулись под артогнем. Другой домик дрожит от страха, а держится, стоит. Другой тает на глазах, как сахар в стакане, а тот, глядишь, не выдержал, подпрыгнул целиком и лег плашмя. Был домик и нет. Только пыль столбом.

Небо темное, тяжелое, как броня. Посмотришь — кажется, из пушки не прошибешь. А самолет пробуравит тучи, как черная молния, спикирует к самой земле, взмоет вверх свечой… Глядишь, полыхнуло зарницей, и встает над домами черный столб с шапкой, как у гриба. Растет, расползается, а потом ухнет так, что стекла в окнах дрожат.

Наша база стояла в Ахтубе за Волгой. У нас потише было. Зенитки, конечно, и у нас били день и ночь, но ведь это свои. А там всюду грохот, огонь, кровь, смерть…

Мне до тех пор в боях не приходилось бывать, и в первые дни показалось страшновато. Но ко всему, оказывается, можно привыкнуть. Обтерпелись и мы. Сперва, конечно, кланялись каждой пуле, а потом запросто стали ходить через Волгу туда и обратно, больше ночью, конечно, но, бывало, и днем. Вроде парома.

На правый берег доставляли боеприпасы, продовольствие, людей, а оттуда всегда только раненых.

Немцы каждый раз встречали нас и провожали ураганным огнем, и потери у нас во флотилии были значительные. Но нашему катеру везло: две недели ходили без единого попадания и стали уже верить в свою неуязвимость. Но чудес не бывает — пришел и наш черед.

Как-то раз отвезли мы туда отряд санитаров и двух девушек-врачей. Одна-то постарше, а другая совсем молоденькая, восторженная такая, с комсомольским значком на груди. Страшно, конечно, было ей. Кому же не страшно с тихого берега ехать в этот ад? Но больше всего боялась она показать, что ей страшно.

Вышли. Снаряды прыгают по воде, знаете, как мальчишки «блинчики пекут» на речке. Другой раз мина рванет совсем рядом, осколки громыхают по броне, как дождь…

Мы-то к осколкам и к пулям привыкли в то время, а ей в новинку. Лицо зеленое от страха, губы дрожат, а сама все тянется к смотровой щели: «Мичман, можно посмотреть?»

Но, в общем, довезли их благополучно, высадили, попрощались, а на обратном пути минометы взяли нас вперекрест и двумя попаданиями так украсили рубку и бронепалубу, что катер пришлось ставить в ремонт. К пулям можно привыкнуть, а к прямому попаданию не привыкнешь.

Можно было, конечно, и нам пойти со своим кораблем, но в то время кто же по доброй воле покидал фронт? Мы всем экипажем подали рапорта. Вечером подали, а наутро я уже получил назначение механиком-дизелистом на новый корабль.

После нашего катера этот новый «корабль» показался мне, прямо скажем, грязной лоханкой. Корпус деревянный, все насквозь пропахло рыбой. Борта латанные в трех местах. Двигатель допотопной конструкции, с запальным шаром. В общем, кораблик не молодой, имя только молодое — «Комсомолец».

Во флотилию он попал случайно, сверх комплекта. Еще до того, как тут это все началось, привел он баржу с рыбой из Астрахани. Привел и остался. А тут кстати пришелся. Флотилию нашу в то время изрядно уже потрепали, а это, как ни говори, все-таки самоходное судно, плавучая единица. Как-нибудь дотопает на тот берег, и ладно. Ведь в то время без различия рангов все корабли там служили перевозчиками, и важнее этой для нас задачи не было.

Да. Принял я «Комсомольца». В то время я и сам был комсомольцем, и командира мне дали комсомольца — мичмана Ласточкина. Экипаж: два старшины рулевых, два пулеметчика, два моториста — тоже все молодежь… Подняли мы на своем корабле боевой флаг, поставили пулемет на носу и в тот же день пошли на задание.

Нам дали полный груз пулеметных лент, посадили взвод пехоты и пожелали счастливого плавания.

«Захождение» не сыграли, но ручкой дежурный все-таки на прощание помахал.

Я так думаю, что особой веры в успех нашего рейса ни у кого не было. Кораблик тихоходный, высокий, как плавучая мишень. Но тут расчет был какой? Пройдет — хорошо. А не пройдет — по крайней мере на себя оттянет огонь, отвлечет внимание, а в это время другие пройдут. В общем, рейс невеселый. Но мне мичман Ласточкин с утра объяснил, что на деревянных кораблях должны плавать железные люди, и мы сами напросились на этот рейс.

И, представьте, дошли. Вместе с нами вышли три бронекатера, веером разбежались по реке; огонь противника рассредоточился, и нам немцы попросту не смогли уделить внимания. А когда схватились, мы уже укрылись под бережком и благополучно прибыли к месту назначения чуть пониже Тракторного.

Высадили свой, с позволения сказать, «десант» и под прикрытием собственной артиллерии силой в один станковый пулемет стали выгружать боеприпасы.