Повести и рассказы

Кольчугин с высоты помоста видел это движение тревоги. Он внимательно вглядывался в сидящих, пытаясь различить у какой-либо из фигур движение растерянности. «Если бы заметить, — пронеслось в голове комполка, — прямо бы указал и заставил поднять паранджу».

Но заметить ничего не удалось. Все фигуры были одинаково безлики, и Кольчугин не видел никакой разницы в их поведении.

— Так вот, сестры! — снова заговорил комполка. — Я все вам рассказал. А теперь давайте вместе подумаем, как нужно сделать, чтобы Кара-Сакал не ушел из наших рук. Я обращаюсь к вам, сестры! Помогите нам найти трусливого осла курбаши Кара-Сакала. Если он вместе с вами пришел в чайхану, то отсюда уйти он не должен. Сами видите, везде стоят наши красноармейцы, — и Кольчугин широким жестом показал на двери и окна. — Но как нам угадать, под которой паранджой скрывается убийца женщин и детей басмач Кара-Сакал?!

Кольчугин замолчал. Женщины внимательно огляделись вокруг. В самом деле, у всех окон и у двери стояли группы красноармейцев, а за ними толпились Жителя Ширин-Таша. Каждая женщина видела в каком либо из окон лицо мужа, брата или отца.

— Так что же вы посоветуете, сестры? — прервал затянувшееся молчание Кольчугин.

Женщины тревожно перешептывались. Кольчугин внимательным взглядом следил за ними. «Неужели все этим и закончится, — думал комполка. — Поднимутся и уйдут, а вместе с ними уйдет и Кара-Сакал. Ускользнет от нас».

Кадыров, до сих пор молча следивший за происходящим, шепнул Кольчугину: — Теперь я им скажу! — и вскочил на помост.

— Что же, сестры! — заговорил он негромко, но голосом, в котором звучала большая обида. — Надо кончать. Мы не можем долго задерживаться здесь. Ведь Кара-Сакал — не единственный главарь басмачей в Туркестане. Мы должны идти дальше, чтобы выполнить волю народа и уничтожить всех басмачей — этих скорпионов, которые мешают нам спокойно жить и работать. Сейчас вы разойдетесь по домам, и вместе с вами уйдет кровавый курбаши Кара-Сакал. Он уйдет, задыхаясь от ядовитого смеха, он будет смеяться над Красной Армией, которая, уважая обычаи народа, не стала осматривать жилища крестьян. Он будет смеяться над вами, сестры! Над тем, что благодаря вам, ему, басмачу Кара-Сакалу, удалось уйти от смерти. Он уйдет, наберет новую шайку, вырежет еще пять-шесть таких же селений, как Ширин-Таш, и уж не сейчас, а позднее попадет в наши руки. А в тех селах, которые сожжет Кара-Сакал, люди, умирая под ножами его басмачей, будут проклинать вас, женщин Ширин-Таша, за то, что вы дали Кара-Сакалу возможность укрыться среди вас и помогли ему бежать от Красной Армии! Я сказал все! Сейчас мы уходим!

Кадыров соскочил с помоста. Неожиданно среди женщин поднялась закутанная в паранджу фигура. Рука поднявшейся сделала движение, чтобы откинуть сетку с лица, но, видимо, вспомнив, где она находится, женщина спрятала руку в складах одежды.

— Так нельзя! Это несправедливо! Кара-Сакал не должен уйти с нами, — прозвучал робкий, но протестующий голос этой женщины. — Он должен остаться здесь вместе с командирами, и пусть они уведут его на суд Советской власти.

— Мукаррам-апа это! — заметил Саттар на ухо Кольчугину. — Жена моего брата Тохтасына. Она из Коканда в гости приехала, брат там на заводе работает. Мукаррам-апа в городе совсем без паранджи ходит.

— Мы должны помочь Советской власти, — говорила между тем женщина. — Я призываю вас, сестры, поднять чачваны и с открытыми лицами выйти из чайханы. Я прошу вас, сестры, сделать так! Мы должны помочь Советской власти!

Женское собрание всполошилось, как курятник, в который неожиданно забежала собака. Негодующие восклицания выделялись среди общего шума, однако Кольчугин сразу же заметил, что большинство женщин поддерживает Мукаррам-апа.

Только небольшая группа человек в десять, сидевших в самой середине, набросилась с яростной бранью на выступившую. Оскорбления посыпались, как крупные грецкие орехи из порвавшегося мешка.

— Распутница!

— Да как у ней язык повернулся сказать такое!

— Мужу не на что купить паранджу, а она и рада голое лицо показывать!

— Собака неверная!

— Нет, она хуже собаки!

— Ну! Завопили! Одна Саодат-ханум за пять минут наорет столько, что никакому ослу за всю жизнь не накричать, — покрыл поднявшийся шум пронзительный женский голос.

— Ой! Розия-биби начала! Ну, теперь будет… — радостно и в то же время с какой-то робостью в голосе проговорил Саттар.

— А кто она? — поинтересовались Кольчугин и Кадыров.

— Моя жена! Сейчас такое скажет…

Между тем начавшая говорить женщина медленно поднялась и степенно прошла на тот край помоста, откуда говорили мужчины. Насколько позволяла рассмотреть паранджа, это была крепкая, сильная женщина. На ее парандже почти не осталось материала, из которого она была сшита первоначально. Вместо него паранджу покрывали многочисленные заплаты всех цветов и оттенков. И все же женщина не казалась оборванной. Заботливая рука рачительной хозяйки чувствовалась в ее одежде. Заплаты, хотя и из грубого материала, были положены прочно и умело.