Повести и рассказы

Студент и в самом деле не думал тогда ехать на охоту за лосем. Решенье пришло позже, внезапно. Стоя у дерева с закрытыми глазами, он вспомнил, как это случилось.

Через несколько дней после посещения Ларивона он отправился на вечеринку к товарищу. У товарища, как всегда по субботам, собралось с десяток знакомых — студентов. Шумно спорили, пели.

Из девушек только одна была студенту-охотнику незнакома. Она держалась в стороне и почти не принимала участия в общих разговорах.

Ему понравились ее светло-русые волосы, голубые глаза, золотистые прямые брови и тонкие строгие черты лица. Свежий загар крепких щек и настороженная неуверенность движений выдавали в ней человека нового в большом городе. И только легкая насмешливая улыбка, не сходившая с ее губ, как-то не вязалась с образом робкой провинциалки, впервые попавшей в столицу.

— Кто такая? — кивнув в ее сторону, тихонько спросил студент у хозяина.

— С севера приехала на курсы. Дикая какая-то, молчит всё. Попробуй-ка разговорить.

— А чего она улыбается?

— Кто ее знает! Презирает, верно, нас, городских. «Ого!» — подумал студент.

Он подсел к молчаливой гостье и завязал с ней разговор.

Девушка на вопросы отвечала скупо. Сказала только, что выросла в лесу и никак еще не может привыкнуть к городу.

— Что же вам не нравится у нас? — спросил студент.

— Не знаю… Вчера мне пришлось одной возвращаться ночью. Мертво кругом: ни деревца, ни травки, — камень один. Жутко как-то…

Он смотрел прямо в ее голубые глаза. И чем больше он в них вглядывался, тем больше они ему нравились. В их глубине мерцала грусть.

Ему захотелось подбодрить ее, дать ей почувствовать, что в нем она найдет надежного друга.

Скоро он узнал, что она собирается на естественно-исторические курсы, и весело сказал:

— Ну, вот, будем с вами коллегами: я ведь тоже по этой части.

Тут его собеседница сразу оживилась.

— Вы, значит, хорошо знаете лес? — радостно сказала она. — Расскажите что-нибудь о лесных зверях. Я готова слушать о них часами.

На мгновение студент смутился. Что интересного мог рассказать о животных он, изучавший их только по костям да по книгам, человеку, выросшему в лесу?

Но тут вспомнился ему рассказ Ларивона, и он с увлечением начал рассказывать об Одинце.

Оттого ли, что был он в тот день «в ударе», оттого ли, что с наивным любопытством и восторгом смотрели на него голубые глаза, — только неожиданно он почувствовал в себе необычайный дар красноречия.

Гости бросили споры и окружили рассказчика. А он красивыми и сильными словами живописал перед ними дикую и прекрасную жизнь старого лося.

Он особенно подчеркнул громадный рост, угрюмый нрав и чудовищную силу зверя. На хитрой догадке крестьянина о тайном убежище Одинца он построил целую запутанную легенду. Зверь получился в его рассказе чем-то вроде сказочного великана, живущего в неприступном заклятом убежище.

— Это последний старый бык в нашем краю, так близко от города, — заключил рассказчик. — Теперь лосей бьют, не дав им войти в полную силу и стать действительно опасными. Со смертью Одинца из наших лесов исчезнет последний лесной великан. Славный трофей для охотника. Крестьяне ничего не могут поделать с ним. Приезжали звать меня.

— Вы поедете его убивать? — быстро спросила девушка. — Вы уже много лосей убили?

Весь пыл студента мигом остыл.

«Влип!» — с ужасом подумал он.

Хотел соврать, но вовремя вспомнил, что товарищи знают, какой он охотник, и, конечно, выдадут его с головой.

— Мне, собственно, — промямлил он, не поднимая глаз на собеседницу, — не приходилось пока по крупному зверю.

— На зайчиков-то безопасней! — съехидничал кто-то из товарищей. Кровь бросилась студенту в голову. И так же внезапно отхлынула, когда он взглянул на девушку.

Он заметил только ее улыбку, презрительную и жесткую.

«Она думает, что я трус», — подумал студент. И он громко сказал:

— Но этого лося я убью. Завтра еду. Кто-то сострил:

— Насморка, гляди, не получи. Пожалуй, ночевать-то в лесу придется!

Кто-то крикнул:

— Выпьем за нашего Тартарена![13]

Зазвенели стаканы; хозяин кинулся к роялю и забарабанил марш.

Но студент сдержал себя и не стал вступать в пререкания с товарищами. Презрительно пожав плечами, он отошел в сторону и, как только разговор перескочил на другое, незаметно скользнул в прихожую.

По дороге он вспоминал то ироническую улыбку, то добрые глаза своей новой знакомой. Грусть ясных ее глаз никак у него не мирилась со злой насмешкой и строго сдвинутыми золотистыми бровями.

Он злился на себя, на весь мир и бормотал, сжимая кулаки:

— Уж смеяться-то над собой я никому не позволю!

И вот он в лесу. Он десять дней выслеживает, караулит, скрадывает, у него действительно сильный насморк, потому что он два раза уже промочил ноги. Но он еще не сделал ни одного выстрела по лосю.

А сейчас проклятый зверь убил еще двух собак, за которых охотнику придется теперь платить Ларивону: только одна из собак — та, что уцелела, — была его собственная.

Убить зверя оказалось делом неожиданно трудным. Одинец решительно не желал встречаться с охотником и не принимал боя.