Повести и рассказы

Так, лениво шевеля веслами, я плыл, медленно продвигаясь вперед. Вдруг вечерний бриз прошумел в камышах и напомнил мне, что пора подумать о ночевке.

Я приналег на весла. Вода забурлила вдоль бортов. Один за другим оставались за кормой заливы, мыски… Наконец я облюбовал круглый, как курган, островок, заросший деревьями, и направился прямо к нему. Выбирая, куда бы лучше пристать, я заметил, что островок уже занят: у подножия высокой ветлы дымился костер.

Я было свернул в сторону, но передумал: кто бы ни оказался хозяином костра, делить нам нечего, а места для ночлега хватит и на двоих.

Я взял круто к берегу. Кулас с разгона врезался носом в камыши. Бросив на траву маленький якорь, я придавил его ногой, подошел к костру и сел, поджидая хозяина.

Скоро он показался.

В старой брезентовой куртке, в коротких резиновых сапогах, с ружьем в руке, он шел, уверенно ступая по косогору. Когда он подошел поближе, стало видно его уже немолодое лицо, короткие светлые волосы, мелкими колечками лежавшие на голове, тонкие пальцы рук.

Он снял дымчатые очки в роговой оправе и взглянул на меня добродушно-удивленными светлыми глазами. Повесив ружье на сучок, он достал из кармана портсигар, молча предложил мне папиросу и только после этого сказал:

— Здравствуйте.

— Здравствуйте, — ответил я, и мы закурили.

Так, дымя папиросами, мы посидели у костра, помолчали, внимательно поглядывая друг на друга, и вдруг заговорили сразу обо всем: о погоде, о путине, о Москве, о новых книгах, о Волге…

Тут какая-то птица протяжно прокричала резким голосом. Мы замолчали и посмотрели вокруг. День кончался. Наш островок обступили причудливые черные тени. Со всех сторон быстро надвигался полумрак. И только высоко в небе еще горели розовым светом легкие перистые облачка.

— Будет шторм, — сказал мой собеседник, посмотрев на небо.

— Да, будет шторм, — согласился я и почему-то вспомнил случай, свидетелем которого мне пришлось быть совсем недавно.

…Десятка полтора рыбацких парусных лодок — реюшек — длинной колонной стояли за кормой плавучего рыбозавода. Ветер крепчал. Волны с каждым ударом злее кидались на маленькие кораблики, и с каждой волной реюшки все ниже кланялись мачтами, дергаясь на якорях.

Вдруг одна из них поклонилась особенно низко, потом выпрямилась и понеслась по ветру, набирая ход. На палубе стояла девушка. Больше там никого не было.

Со всех судов кричали что-то, но девушка растерялась. Она не слышала или не понимала советов и, крепко держась за мачту, смотрела вперед, в открытое море.

А мы столпились на корме рыбозавода и ничем не могли помочь. Мы знали, конечно, что девушка не погибнет. Но прежде чем разогреют мотор на катере, прежде чем догонят реюшку и возьмут ее на буксир, пройдет немало времени.

Вдруг на палубе задней реюшки что-то произошло. Все обернулись туда. Посмотрел и я.

В бинокль хорошо было видно, как мальчик лет пятнадцати, не больше, сбросил курточку, снял сапоги, вниз головой кинулся в море и, далеко выбрасывая руки, поплыл саженками наперерез уходящей реюшке.

Сначала казалось, что мальчик не успеет. Реюшка уже поравнялась с ним, а ему еще оставалось проплыть метра три-четыре. Но он продолжал плыть вперед и, поймав конец каната, тянувшийся по воде, ловко вскарабкался на борт и сразу же начал распоряжаться, как настоящий капитан.

Девушка помогала ему. Вдвоем они подняли парус. Мальчик встал в руль и двумя галсами умело подвел суденышко к борту завода. Сверху бросили прочный канат. Мальчик завязал его крепким узлом. Реюшка закачалась рядом с другими, а мальчик по канату перебрался на палубу завода. Его окружили. Он стоял все еще взволнованный, но старался улыбаться…

Я рассказал этот случай. Мой собеседник внимательно выслушал рассказ, помолчал, закурил папиросу.

— Да, конечно, — сказал он наконец, — поступок мужественный. Но мужество — понятие широкое. Взять хоть этот случай. Хорошо, что все так получилось: и успех, и зрители… Ветер… море… — добавил он, помолчав. — Ведь иногда сама обстановка располагает к мужеству. А бывает и так, что ничего как будто хорошего и не сделал человек, а разберешься, подумаешь… Тоже, знаете, мужество необходимо.

Вот, позвольте, и я вам расскажу случай. Только уж разрешите сначала представиться: Казаков Степан Павлович, здешний учитель… Будем знакомы.

Так вот: есть у меня два ученика — Власов и Овчинников. Оба Иваны, и оба прекрасные, должен сказать, ребята. Власов очень способный, живой такой мальчик, двух минут не посидит на месте. Вечно взволнован чем-нибудь. Вечно тысячи сомнений у него в голове, тысячи планов, тысячи вопросов на языке. Читает запоем, память отличная, к тому же изобретатель и музыкант… Но рассеян, не без того.

А Овчинников — этот совсем в другом роде. Положительный, рассудительный ученик. В классе сидит солидно, двигается спокойно, у доски лишнего слова не скажет. Он и фигурой покрепче Власова, и ростом много выше. Ну, а недостаток живости ума восполняется у него завидной работоспособностью. Впрочем, и тот и другой идут на круглых пятерках, и так уже не первый год.