— Работает. Но, знаете, потух. Потух. Боюсь, что сиял он чужим огнем, все вы бросали на него свой отблеск, вот он и сверкал. Но в войне потух. Добросовестно работает, но ответственных постов ему давать нельзя. Завалить может. Для его корпуленции уж очень быстрое стало движение. Изобретения так и сыплются. Вот меня, старика, тоже вытащили, выдвинули, так сказать, на пост. Я — худощавый, разгибаюсь и сгибаюсь. — Он засмеялся. — Не Билибин. А теперь я вам насчет звезд и прочего вот что скажу. Это все так, и я этому верю, я про эту поэзию знаю, что это так. А в основе то, что вы просто хорошо знаете свое ремесло. Я сначала тогда рассердиться хотел, но почувствовал, что в вас не просто самоуверенность невежды, расчет на чистое вдохновение — такие есть, — а знания, опыт. Вы вот и замечательный восстановитель, прораб в сущности, и хороший инженер-производственник; вы не думайте, я о вас выяснял потом, мне интересно стало. В этом основа, на которой растут изобретения. Простите, что я поучаю, я люблю поучать, такая уж у меня старческая обязанность, но, пожалуйста, прошу вас учиться, учиться и учиться.
Отправляясь к месту своего нового назначения, Шерстнев с любовью думал об этом старике, и соседи по самолету не понимали, почему иногда так посмеивается про себя этот небольшого роста мужчина в военной шинели без петличек. А Шерстнев вспоминал Леночкины поучения: «Он тебе отомстит».
На аэродроме его встречали товарищи. Красивый блондин первым подбежал к нему.
— Герою переднего края привет! Наконец-то!
Он, как отличный термометр, показывал всегда температуру отношения к человеку.
Шерстнев почувствовал, что его здесь действительно ждут и любят.
Рыжий Левин, пожав ему руку, говорил:
— Вас очень не хватало здесь. Мы уже знаем: вы с новым краном. Основная идея у нас совпадает с вашей, начальник наш очень ждет вас. Прекрасный товарищ. Вы с ним сдружитесь. Он во многом на вас похож.
Из всей группы работников особенно поразил Шерстнева тихий, неразговорчивый человек, совсем на него не похожий. Этот человек составлял проект крана в Ленинграде в первые блокадные месяцы. Силы его истощались в голоде и холоде, и он, когда выполнял свой проект, старался не делать лишних движений. Он точно и ясно выразил ту же мысль, что у Шерстнева. Их проекты взаимно дополняли друг друга.
Движения бойцов и командиров стали четкими, даже щегольскими в своей отчетливости, каждое движение должно было приближать и приближало желанный миг, когда повиснет мост над бурливой и быстрой речкой.
Сложенные в точном и прочном сочетании рамы, как широкоплечие, желтоватые великаны, выросли до необходимого уровня.
Паровоз двинулся, толкая платформу к самому краю железнодорожного пути.
Металлическая стрела, уверенно выдвинувшись, как длинная могучая рука, подхватила ферму с легкостью, с какой человек поднимает щенка за загривок, и потянула вперед и вверх.
Стрела, как живая, осторожно опускала ферму на опоры, и в этом движении виделись нежность и твердость любящей руки.
Когда пошла вперед и вверх вторая ферма, самая длинная и тяжелая, по ней, еще движущейся, пробирался маленький человек в синем комбинезоне.
Казалось — ничего не стоит ему сорваться на камни и бревна с высоты, которая представлялась снизу огромной.
— Кто это? — спросил один из молодых, недавно прибывших командиров.
— Шерстнев, — отвечал, оглянувшись, командир батальона, накрепко запакованный в серую шинель. — Инженер Шерстнев.
Он впервые видел действие нового крана. Он был поражен. Техническое чудо совершалось воочию. Мощность, простота, быстрота — все изумляло его, и он вспоминал ночь у речушки, когда этот взлетевший сейчас наверх человек совершил такой резкий перелом в работе батальона. Теперь тяжеловес сам был командиром батальона. Фамилия «Шерстнев» говорила ему очень много.
Когда двинулся первый состав по мосту, Шерстнев уже был в десяти километрах отсюда, и знакомое, тысячу раз виденное зрелище разрушений открылось перед ним с высокого берега.
Часто вспоминалось странное ощущение, какое испытал он в первый день войны, когда мысль о том, что созидание здесь преступно, потрясла его. Созидание победило. Созидание неудержимо отвоевывало мир.
Командир бригады, толстый полковник, звучным голосом любящего жизнь человека докладывал генералу проект восстановления моста. Срок — полтора суток. При этом полковник взглянул на командира батальона. Тот отозвался одним только словом:
— Точно.
Шерстнев пошел обратно по путям. Новый кран уже не вполне удовлетворял его. Применять его можно было не везде, не всегда, были серьезные недостатки. Конечно, даже маленькое новшество требует громадных усилий, — но ведь неограниченны возможности человека…
В небе ни одной звезды. Они изгнаны солнцем. Бледно-голубой, лохматый, в разорванных облаках свод скрыл их от взоров. Но оно есть, оно живет, небо его юности, за этим принявшим свою дневную окраску воздухом светят горячие звезды.