Повести и рассказы

Когда Филлис и Рита вернулись в гостиную, я выпил полрюмки мартини и с радостью наслаждался всеобщим интересом к физике. Я узнал, что физика — вовсе не загадочная наука для посвященных, но предмет острейшего интереса для каждого, кто хоть раз ступил ногой на Уолл-стрит и прилегающие к ней улицы. Узнал я и то, что дорога к богатству и счастью ведет не через царство нефти, стали или алюминия, но через страну транзисторов, диодов и кристаллических резонаторов; что атомная энергия не только источник силы, но самый быстроразвивающийся источник прибыли в Соединенных Штатах и что немудрящий профессор из Никербокерского университета был для них чудом и божьей благодатью, поскольку сахарные интересы этих троих не сужали их кругозор и не закрывали от них микрокосм электрона. Даже за столь короткое время общения с ними я преисполнился чувства зависти, потому что их долларово-центовый подход к делу снимал налет ужаса с атомной бомбы. В их мире предмет беспокойства был только один: сделать ставку на «правильный» атом.

Это, по крайней мере, развеселило Филлис. Ей, очевидно, не приходило в голову то, что прекрасно знал я, но чего не знали ни ее родственники, ни их гости: что она знала намного больше об атомной физике в целом и элементарных частицах в частности, чем я, и даже будь в моем распоряжении не две недели, а целая жизнь, я не узнал бы больше. Она была женщиной, да еще бедной родственницей, да еще не замужем, что делало ее в их глазах неудачницей с точки зрения принятых у них критериев.

По правде говоря, ей все это было безразлично. Она прислушивалась к их любопытствующим репликам и с возрастающим удовольствием следила за их вниманием к предмету, и шаг за шагом ее безмолвное отчаяние, принесенное из туалета, стало отступать. И когда нас пригласили к столу, она уже улыбалась.

Филлис посадили между Гомесом и Карлтоном; по мою сторону стола слева села Джейн Карлтон, а справа Рита Голден. Во главе стопа в одиночестве восседал Джек Голден и успешно расправлялся с едой, хорошей и разной. А поесть он любил. У него, как мне показалось, было, по крайней мере, пятьдесят фунтов лишнего веса, и каждое блюдо он воспринимал как вызов его способностям. Джейн Карлтон почти не ела, но, покончив с мартини, перешла на вино. Рита Голден попыталась вспомнить, что она хозяйка, и заговорила со мной. Возможно, для нее это было легче, чем разговаривать с мужем, — а она и не пыталась, — но и этот разговор шел туго. Она задала мне пару пробных вопросов о взаимоотношениях с Филлис, затем увидела всю бесперспективность дальнейших бесед на эту тему и перешла к прикосновениям под столом.

На противоположной стороне стола за Филлис всепоглощающе ухаживал Максимилиан Гомес — именно всепоглощающе. Гомес то говорил громко, то шепотом, то наклонялся, то наливал ей полную рюмку вина, то наваливался на нее — если это вообще возможно, когда человек сидит за столом. Он целиком и полностью завладел ее вниманием, не давая Фреду Карлтону ни малейшей возможности вставить хоть слово. А Карлтон говорил с Джеком Голденом о делах: в основном о сахаре — у них как будто назревала какая-то катастрофа. По крайней мере, так я понял по отрывочным репликам. Филлис то и дело бросала на меня отчаянный взгляд. А я улыбался ей в ответ. Гомес не вызывал у меня никаких чувств, но мне было приятно, что он оказывал внимание одной только Филлис и пытался ее очаровать, не обращая внимания на остальных присутствующих за столом женщин.