Повести и рассказы

Под красный уголок на судне было отведено лучшее помещение — носовая рубка. Геннадию казалось, что нигде нет такого красного уголка, как на «Соколе», хотя «Сокол» был первым буксиром, на который ему довелось попасть. Здесь и на самом деле было хорошо — светло и просторно. В свободную минуту в красном уголке всегда можно было разыграть с кем-нибудь партию в шахматы, сразиться в домино, азартно хлопая о полированную доску стола черными костяшками, или почитать газеты и журналы.

Шахматы! Совсем еще недавно, месяца три назад, Геннадий чуть было не отстал из-за них в учебе. Вообразив, что он талантливый шахматист, которому стоит лишь немного поднатужиться и он будет гроссмейстером, Геннадий начал целые вечера просиживать над шахматной доской. Из-за этих шахмат он даже попал в стенную газету и поссорился с Юрием.

Геннадий вздохнул. Чем он только не увлекался за свою короткую жизнь! Одно время он был заядлым фотолюбителем и с утра до ночи не расставался с красивым фотоаппаратом, привезенным ему отцом из Казани. Наконец аппарат, которому завидовали все сельские мальчишки, надоел Геннадию, и он занялся радиотехникой. Поломав шестиламповый радиоприемник, он потерял всякий интерес к радио и с присущей ему страстью принялся за разведение кроликов. Но кролики тоже скоро были забыты: они почему-то стали дохнуть, и Геннадию не захотелось с ними возиться.

Учился Геннадий неплохо, все предметы давались ему легко, но первым учеником он никогда не был. В шестом классе Геннадий как-то запоем, за одну ночь, прочитал книгу о жизни знаменитого русского антрополога и географа Миклухо-Маклая, а наутро, едва заявившись в школу, записался в краеведческий кружок.

С ребятами из кружка он и попал в летние каникулы на Волгу. Волга так поразила своим необыкновенным простором воображение Геннадия, никогда до этого не видевшего ее, что он около месяца не мог прийти в себя. Каждую ночь ему снилась Волга с ее привольными берегами, с большими пассажирскими пароходами ослепительной белизны. Волга стала для Геннадия чуть ли не живым существом. Он даже разговаривал с ней во сне.

Прошло лето, начался новый учебный год, а Геннадий все грезил Волгой. Везде, где только можно, он доставал о Волге разные справочники, путеводители и зачитывался ими, словно увлекательными приключенческими романами. Попутно он читал и книги о знаменитых мореплавателях, открывателях новых земель.

Зимой Геннадий заявил отцу:

«Кончу, батя, семилетку и в речное училище подамся. На рулевого стану учиться».

Терентий Гаврилович Жучков, уже немолодой, лет пятидесяти, располневший мужчина, председатель крупного колхоза, всю жизнь прожил в степи. У него было шестеро детей, и все они, подрастая, разлетались в разные стороны. Лишь старшая, замужняя, дочь жила в Ковылевке. Да вот оставался еще последний сын, любимец Геннадий, которому Терентий Гаврилович ни в чем не отказывал. Неужели и он, совсем еще не оперившийся птенец, улетит из родного гнезда? Что ему тут не по душе? Чем плоха их Ковылевка?

Покручивая поседевший ус, Терентий Гаврилович сказал сыну:

«И что ты за околесицу несешь? Какой из тебя выйдет волгарь? Ты и плавать-то путем не умеешь!»

«Я, батя, все уже решил, — спокойно проговорил Геннадий. — И плаваю я получше некоторых других. Нашу Черемшанку семь раз без отдыха переплываю».

Ни уговоры отца, ни слезы матери — ничего не остановило Геннадия. Окончив семилетку, он поехал на Волгу, в Звениговск, зеленый городок, раскинувшийся на гористом правом берегу, и поступил в речное ремесленное училище. От Звениговска до Ковылевки было целых триста километров, но Геннадия это не страшило: великие путешественники, отправляясь на край света, и то ничего не боялись.

В училище Геннадию все понравилось сразу: и крутая, словно трап на пароходе, железная лестница, поднимавшаяся на второй этаж, и просторные классы с макетами судов, и большой спортивный зал. Приятно было смотреть и на ребят, которые все, как один, носили синие гимнастерки, перехваченные широкими ремнями с никелированными пряжками, такие же синие брюки и черные шинели с блестящими пуговицами. Геннадию казалось, что в форме ученика ремесленного училища он стал даже выше.

Здесь он и подружился с Юрием Паниным, серьезным, уравновешенным пареньком, сыном учительницы местной начальной школы. В своей Ковылевке вспыльчивый, взбалмошный Геннадий часто ссорился с товарищами, и там у него никогда не было близких друзей, но с Юрием они как-то сошлись, хотя характеры у обоих были разные. Они вместе готовили уроки, вместе ходили на каток, состояли в одном и том же кружке.

«Пойдем, Юрка, сначала на Волгу, на лыжах побродим, а потом уж и за уроки засядем, а?» — говорил иногда Геннадий.

«Сделаем уроки, а потом и на Волгу», — возражал Юрий, вытаскивая из потрепанного клеенчатого портфеля учебники и тетради.

И он всегда умел настоять на своем.