Повести и рассказы

Чуть не забыла написать о происшествии, взбудоражившем на этой неделе весь городок. В выходной на окраинной улице какая-то машина сшибла человека. Им оказался крановщик порта Еремеев. Год или два назад симпатичный этот дядечка выступал у нас в школе в День Советской Армии. Помню, разделся Еремеев, а на пиджаке — десяток орденов и медалей. Мальчишки, томившиеся у вешалки в ожидании гостя, так и ахнули от восторга. А он стушевался, не зная куда глаза девать. Вот этого человека и сшиб какой-то лихач. В больнице, не приходя в сознание, Еремеев скончался. «Если бы пострадавшего привезли к нам сразу после несчастного случая, — сказал хирург, — мы наверняка спасли бы ему жизнь».

Пишу, и все во мне клокочет от возмущения. Было ли сердце у того злодея, который сшиб Еремеева и подло удрал, не подумав оказать ему помощь? А человек этот кровь проливал за всех нас, в том числе и за этого негодяя!

Наверно, я тебя тоже расстроила?

Лена.

26 января.

*

Твое письмо получила вчера, но у нас были родственники, потому-то и отвечаю сегодня.

В квартире непривычно тихо. Недавно ушла Инна: занимались геометрией.

Ты сообщаешь: вызывали в военкомат. Так рано? Если я не ошибаюсь, тебя должны призывать в армию весной следующего года?

Уж если ты проговорился, что недавно фотографировался, прошу выслать мне свою карточку. И еще: раз 11 февраля ты пойдешь снова в Погорелово в военкомат, то зайди в студию грамзаписи (если, конечно, такая там имеется) и запиши на пластинку свой голос и свою любимую песню. Для меня.

В географические карты я завернула две гибкие пластинки. Одну послала лишь из-за песни «За туманом», а на второй пластинке все три песни отличные. Почему ты даже словцом не обмолвился о моей бандероли?

Прочла в письме о том, что ты собираешься на велосипеде преодолевать в день по 150 километров, и мне… дурно стало! Возможно ли такое? Ты же на таких «реактивно-атомных» скоростях ничегошеньки интересного не увидишь!

Фильм «Не любимая» я тоже смотрела. И он мне тоже понравился.

А на «Короле Лире» ты был? Я сходила сегодня сразу же после уроков. И до сих пор не могу найти себе места. Перед глазами — полное отчаянья лицо страдающего Лира, в ушах — музыка, разрывающая душу. Потрясена и убита! Потрясена трагизмом великого произведения Шекспира, а убита безжалостной, грубо хватающей за сердце музыкой. Некоторые зрители во время сеанса зажимали руками уши.

О своих делах в автоклубе напишу в следующий раз, дня через три. Сейчас мне надо перемыть гору посуды после гостей и убраться в квартире.

Нам сказали, завтра на уроке русского языка будем писать сочинение на такую тему: «Портреты моих друзей». Я собираюсь написать о Инне и о тебе. Беда в том, я не знаю как ты внешне выглядишь. Но попытаюсь… Опишу тебя, каким представляю по письмам. Пока не знаю, получится ли? Наберусь смелости и попробую! Ведь я, по мнению Иннушки, ненормальная оптимистка.

С приветом Лена.

2 февраля.

*

Утром у нас не было физики. Все разбрелись кто куда: одни в соседний кинотеатр, другие, живущие поблизости от школы, — домой, третьи — шататься по улицам. Я же, улизнув незаметно, помчалась в больницу, где все еще лежит Фаина Ремерчук, девчонка из девятого «В».

По дороге забежала в продмаг, купила кулек фруктовых карамелек (всю мелочь до последней копейки выгребла из карманов).

Нянечке, выдающей халаты, соврала, назвавшись двоюродной сестрой Ремерчук.

Опрометью взлетев на второй этаж, нашла дверь с табличкой «Четвертая палата» и, боясь, как бы не оробеть, рванула на себя дверь.

Я увидела ее сразу. Фаинина койка, шестая в этой узкой комнате, стояла в углу, вдали от окна. Наши взгляды встретились, и я вздрогнула. Меня испепеляли огромные, как бы побелевшие от тоски и отчаяния глаза.

«Ты… зачем? Зачем заявилась?» — прошептала Фаинка, едва я приблизилась к ее койке.

Я прямо-таки опешила… Спрятав за спину руки с шуршащим кульком, стояла, не зная, что мне делать: сразу ли уходить или подождать?

«Садись уж… раз пришла», — все тем же свистящим шепотом протянула она.

Когда я опустилась на краешек койки, Фаина прибавила:

«Ну, выкладывай, какие пересуды идут обо мне в школе?»

Я промолчала.

«Не хитри! — усмехнулась криво Ремерчук. — Мне все известно… задушевная подружка вчера столько дегтю вылила на мою голову! — Помолчала, вытерла рукой воспаленные губы. — Если кто виноват, так я сама… Он звал меня на стройку Байкало-Амурской магистрали, да я побоялась. А теперь каюсь».

«Не береди душу, — сказала я. — Поправишься, закончишь девятый, и…»

«Нет, нет! — чуть не вскричала Фаина. — Он перед отъездом сказал: «И знать тебя больше не хочу, маменькина дочка!»

Ремерчук всхлипнула и, прижимая к губам край простыни, отвернулась к стене.

Чуть погодя я осторожно встала, на цыпочках вышла из палаты. Отдавая нянечке халат внизу, выронила из руки скомканный кулек с раскисшими карамельками, теперь никому не нужными.