Павел пробовал горячий чай, видимо, лишь за компанию, а больше налегал на масло и сыр. Ему, правда, неудобно было показывать, насколько он проголодался, но скрыть это было попросту невозможно. К тому же и Дуся и Никодим Петрович относились к нему, как к своему.
- Ну, так, Павел Игнатьевич, как же там, - исподволь начал хозяин приближаться к делу, которое вот уже многие дни и ночи не давало ему покоя, - насчет этого самого планика?
- План? План уже есть, - сказал мелиоратор и одним глотком допил свой чай. Дуся потянулась было к чайнику, но Павел задержал ее руку и улыбкой поблагодарил девушку. Свежие, обветренные щеки его зарумянились.
- План есть, - повторил парень, переведя взгляд. - Вот он.
И Павел достал из планшетки небольшой лист кальки, развернул его на той половине стола, с которого Дуся уже убрала посуду. Никодим Петрович встал из-за стола, склонился к недавно подстриженному розовому затылку мелиоратора и стал жадно всматриваться в линии и условные знаки, не совсем понятные для него.
- Тэ-эк-тэк!.. - задумчиво приговаривал он. - А это что такое? Тэ-эк... А вот это?
Мелиоратор неторопливо растолковывал.
- А вот это, это-то что такое?
- А это - канава. Она пройдет неподалеку отсюда, по соседству с нами.
- Как по соседству?
- Совсем близехонько. Прямиком за вашим садом.
- Тэ-э-эк! - протянул Никодим Петрович. - За садом... Тэ-эк... Ну, что ж... Послушайте, Павел, - он положил свою широкую, поросшую рыжеватыми вьющимися волосиками руку на плечо парню. - Павлуша! Павел Игнатьевич! А нельзя ли, скажем, эту самую канавку взять да вот, как тут на бумаге, отвести всего на каких-нибудь полсантиметра? А?
- Нет, этого нельзя делать, - тихо, но непреклонно сказал мелиоратор.
- Ну, а если подумать хорошенько?
- Все равно. Нельзя.
Тяжелой, почти совсем бессонной была для Никодима Петровича эта, уже не столь короткая, сентябрьская ночь.
Прошло две недели. Анисим Маркович почти каждый вечер являлся в необыкновенном настроении, плел своим будто перевязанным языком самые невероятные истории и, вопреки надеждам хозяина, даже не собирался в чем бы то ни было каяться.
Мелиоратор пропадал на работе до самой темноты. На его участок прибыла новая техника, мелиоративные бригады окрестных колхозов перевыполняли дневные задания и требовали немедленных указаний. Дни стояли на редкость сухие, солнечные - надо было пользоваться благоприятной погодой.
Порой Павел возвращался с участка до того поздно, что, приближаясь к дому Бузы, начинал чувствовать угрызение совести. Ему казалось, что он провинился в чем-то: темные окна смотрели на него неприветливо. Если прислушаться, около одного из них, пожалуй, можно было бы расслышать сладкий храп ветфельдшера.
Ну как же стучать в такой поздний час, как осмелиться нарушить сон утомленных за день людей?
И парень присаживался на лавочке на веранде, ожидая какого-то неизвестного, странного случая, который бы помог ему вдруг очутиться в своей уютной комнатке. Раза два такой случай выпадал. Дуся замечала его через окошко, а может, шаги слышала и поспешно открывала двери.
Потом стало еще сложнее. Однажды Павел, идя домой, издалека заметил, что одно окно в доме Бузы светится. Обрадовался: значит, кто-то не спит еще, значит, можно смело постучать. Увидев же, что свет горит в комнате Дуси, он почувствовал неловкость гораздо большую, чем прежде. Опять не осмелился постучать, и опять в нерешительном ожидании чего-то сел на лавочку на веранде.
Однако почти в тот же миг вышла на веранду и Дуся.
- Что же вы не стучите? - теплым и робким шепотом спросила она. - Я же не сплю еще.
- А почему вы не спите? - не скрывая благодарности, спросил ее в ответ Павел.
- Читаю.
- А я уж думал - придется тут на лавочке пристраиваться... Да сколько там того сна осталось... Чуть посветлеет, и снова на участок... Иначе бригадиры меня опередят. Ох, и бригадиры у меня, вы бы только знали! Один к одному! Вот приду к ним и в работе не замечаю, как время летит, как и день-то проходит. И вот...
Павел обернулся на темную улицу, поглядел на трепетные звезды в полночном небе.
- Я тоже в последнее время поздно прихожу домой, - сказала Дуся, глядя в звездную высь. - Нынче в тракторной бригаде была, читку проводила, завтра репетиция в клубе... Так что стучите смело, я спать не буду...
После этого разговора, как только начинало смеркаться, перед взором Павла вспыхивал призывный огонек в Дусином окошке. Хотелось бросить все и спешить, спешить домой, поглядеть в ее глаза, ласковые и немного тревожные...
А дела удерживали. Тогда становилось невольно жаль эту девушку: ведь она так поздно сидит и ждет, ждет. Сердился и на самого себя за то, что до сих пор не смог так организовать работу, чтобы можно было управляться раньше.