В паузе между сиэнэновскими финансовыми сводками он встал и проверил своё отражение в зеркале. Его лицо выглядело чуть лучше. Потом он проверил тонометром давление, экран показал 135/75, в пределах нормы. В общем, он чувствовал себя неплохо, можно сказать, был на полпути к хорошему настроению, пока вдруг не вспомнил…
Фраза преследовала его.
Так что же он сказал.
Около четырёх он принял душ и вышел на улицу. Он поймал такси и съездил в «Фотомагазин на 47-й улице», где молодой бородатый еврей-хасид продал ему микрокассетный диктофон с голосовым приводом Micro-25 за полцены. Вернулся домой. Никаких особенных приблуд у этой штуки не было — лишь кнопка ВКЛ/ВЫКЛ, проигрывание и перемотка. Микрофон был встроен в корпус. Парень из магазина сказал, что машинка начинает писать звук, только когда чувствует источник шума — там что-то вроде сенсора. Билл включил диктофон и лёг спать.
Зазвонил телефон.
Нет, не телефон. Квартирный домофон.
— Да? — голос Билла опять звучал незнакомо.
Как будто он приходил в себя после долгой простуды или ещё какой болезни. Звук был почти на октаву ниже, чем обычно.
— Пожалуйста, прекратите стучать, мистер Дюмонт. Вы извините, но к нам поступают жалобы.
— Стучать?
— Да. И кричать тоже, уж простите.
Билл стиснул зубы.
— Кричать?
— Да, сэр. Если верить жалобам ваших соседей. А их немало.
— Что я кричал? — спросил Билл.
— Что-то насчёт блондинок. Так, по крайней мере, сказал один из соседей.
— Не суть важно, мистер Дюмонт. Сейчас слишком рано для такого шума. Если вы не будете вести себя тихо — мне придётся вызвать полицию. И, кстати говоря, чем вы там гремите — собираете мебель, да?
— Полки собираю. Мне их сестра прислала из Северной Каролины. Нужно бы их собрать наконец. Кстати, она блондинка. Наверное, я немного на неё разозлился, когда пазы не совпали с болтами. Простите.
Довольно слабая отмаза, но лучше, чем ничего.
— Конечно, мистер Дюмонт.
Пауза.
— С вами точно всё в порядке?
— Да, всё хорошо и мне очень жаль, что я вас потревожил. Это больше не повторится.
— Ладно, мистер Дюмонт. Доброго вам дня!
Он аккуратно повесил трубку, стараясь не ударить ею о рычаг.
И впервые разглядел свои руки, свои предплечья.
Они были покрыты кровью. Не потом.
Рамка. На ней должна была быть фотография Энни, сделанная им на пароме. Широкая улыбка, большие сиськи, огромные влюбленные глаза. Фотография исчезла, вместо неё на гипсокартоне красовались кровавые отпечатки кулаков. Господи, даже гвоздь, на котором висела рамка был по самую шляпку впечатан в стену, неудивительно, что его руки были в таком состоянии.
Билл посмотрел на пол. Фотография лежала на ковре изображением вверх — рамка расколота, стекло разбито. Картинка с улыбающейся Энни разорвана и смята.
Он ворвался в ванную и включил воду. Правой руке досталось сильнее, поэтому он тёр её левой.
Он разозлился на Энни. Проснулся посреди ночи и начал выбивать всё дерьмо из её фотографии. И сопровождал всё воплями. Как будто фотография была ею.
Примерно так.