Повести и рассказы

Возвращается крёстная. С ее приходом гнетущее молчание разрывается. Но горечь тоски становится острее.

Арина Васильевна приносит с деревни, от соседей мелкие и докучливые новости. Она торопится рассказать их Ксении. Старуху гнетет и страшит молчание. Она делается болтливой. И слова ее мелкими и тупыми ударами бьют Ксению по голове.

— Селифон низовский с Гордеевым расштырились, сказывают, с председателем. Докопались они скрозь трескон этот самый, будто обман какой-то в сельсовете сделали с покосами. Ну, галдеж теперь идет по деревне — беда!

Крёстная сыплет словами и не глядит на Ксению.

— Теперь, бать, волостных ждут, начальство приедет. Может, из городу кто прискачет…

Арина Васильевна приостанавливается и осторожно щупает:

— Может, твой-то знакомый приедет, тогдашний-то?

Вяло и бесстрастно раздаются слова Ксенин:

— Не знаю… Ничего не знаю.

— А потом, — крёстная подавляет в себе крикливую злобу: — слушок есть, что супротив батюшки в волости хай начался. Притесняют его. Поперек горла, вишь, стало им, что отца Сосипатра народ уважает и чтит!..

Но не трогает Ксению и этот слух. Молчит она, ничем не проявляет сочувствия негодованию крёстной.

Старуха умолкает и думает:

— Словно каменная!.. Беда!.. Что-то будет дальше?

Темнеет от заботы Арина Васильевна. Это ли ей сулило возвращение Ксении домой? Для этого ли она радовалась тогда, в летний день, когда необычный лай Пестрого вызвал ее на крыльцо и увидела она впервые вернувшуюся, наконец, Ксению? И как коротка была эта радость! Как недолго продержалась она!

Старуха горестно думает. За ее плечами целая жизнь лежит. Чего-чего только не было за долгие годы этой жизни! Была скупая, торопливая и непрочная радость, были огорчения, было острое горе. Был, наконец, беспрерывный тяжелый труд. И, ведь, все переносили, безропотно, разве только всплакнув порою, — все переживали, ко всему привыкали. Почему же вот Ксения не может привыкнуть? Почему она не смирится, не понесет свою ношу так же, как другие, кого судьба обидела?! Почему?

— Худые времена наста ли, — решает Арина Васильевна. — В бога народ перестал верить, старыми, прилаженными обычаями гнушается. Испортился народ. В корень испортился!

29

Пестрый выползает из своего теплого угла, и, повиливая хвостом, подкатывается Ксении под ноги. Серое утро еще не окрепло. Морозная мгла наполняет воздух. Деревня спит. Над избами чернеют холодные трубы.

Пестрый изумлен: никогда в эту пору двор не оживает скрипучими шагами, никогда не просыпаются так рано хозяева. А тут вышла женщина, запах которой ему так знаком и, не глядя на него, не окликнув его, идет к воротам. И даже, когда он мягко тычется мордою в ее подол, она не останавливается, не произносит ни звука.

Пестрый выползает из своего теплого угла и, повиливая хвостом, под ворота на застывшую, спящую улицу. Ксения идет возле тихих домов. Она торопится куда-то. Внезапно она останавливается. Обернувшись, смотрит на Пестрого, как будто только что заметила его. Хватается обнаженными пальцами за конец шали, съеживается.

— Пестрый! — тоскливо говорит она собаке. — Пестрый, ступай домой! Домой!

Собака пригибается к снегу, скребется лапами, тихо скулит.

— Иди домой! — повторяет Ксения и ступает дальше. Но Пестрый, приотстав немного, крадется за нею, не уходит в свой привычный угол.

Ксения подходит к взвозу. Пред нею вьется дорожка на реку, к прорубям. Серая мгла зыблется над ледяным спокойствием реки. Серая мгла простирается вокруг. Не задумываясь, Ксения погружается в эту мглу. Порывисто и торопливо начинает она спускаться с угора. Но на полдороге опять оборачивается, опять замечает собаку, выбрасывает обе руки вперед, задыхается от мгновенной, непонятной злобы и яростно кричит — и крик ее странно и дико звучит в пустынном и неразбуженном утре:

— Уходи, пропастина!.. Пошел! Пошел отсюда, гад!..

Пестрый поджимается, отбегает в сторону, зажимает хвост меж ногами, взвизгивает обиженно и сиротливо. Он плетется нехотя в сторону дома, все время воровски оглядываясь. И, заметив, что хозяйка продолжает свой путь к прорубям, он быстро возвращается, подходит к самому краю спуска на реку и оттуда следит за Ксенией.

У старого пса еще острые глаза. Уши его сторожко подняты и острые концы их слегка вздрагивают. Он не спускает глаз с уходящей женщины, он вслушивается в каждый звук, несущийся со льда.

Пестрый видит, как Ксения подходит совсем близко к крайней проруби, стоит возле нее несколько мгновений, потом идет дальше и останавливается около другой. Он видит, как она наклоняется над темною дырою и сразу же стремительно выпрямляется. Пестрому непонятно, что это делает женщина. Он потихоньку подвигается вперед, вытягивается и в непонятном беспокойстве начинает тихо скулить.

Вдруг он весь напрягается, рывком кидается вперед. И на-бегу начинает возбужденно, отчаянно лаять. Он ошеломлен, он вне себя: там, впереди возле проруби что-то метнулось, мелькнуло. И вот уже никого нет.