— «Что это там было написано в книге, которую злобно разорвал Ван-Чжен?» — спрашивает он себя, не зная почему пришла ему в голову мысль о книге. И, снова напрягая свою память, старается он припомнить слова, которые вычитал Ван-Чжен из погибшей книги… — Да, да! Верно: там, в душной каморке, на грязных циновках он не видел богатых. Люди в изношенной на тяжелой работе одежде, люди с черными от труда руками лежали там и курили из маленьких трубочек пьянящее, дурманящее зелье. Курили и оставляли толстому, хитрому и беспощадному хозяину последние заработанные деньги. Богатых не было там. Нет, не было… В книге было верно написано. Самая настоящая правда. Ведь оттого-то и разорвал ее Ван-Чжен, а Сюй-Мао-Ю сжег остатки, оттого, что в книге была настоящая правда…
Ли-Тян вздохнул и взглянул на Сюй-Мао-Ю, на Ван-Чжена. Взглянул пристально, точно в первый раз видел их по-настоящему.
Такие ли они, какими были в тот день в городе, в переполненном жильцами доме, когда сулили ему верную работу, сытую пищу и хороший заработок на зиму? Как будто такие же. Ничто в них не изменилось. Но Ли-Тяну теперь они кажутся совсем другими. Ли-Тяну неприятен их вид. Ему тяжело оставаться возле них. Он распрямляет плечи, придавленные воспоминаниями и мыслями, и тихо уходит с поля.
Он не идет прямо к зимовью, а долго бродит вокруг него, уходит в сосняк, останавливается под неподвижными соснами, потом снова идет. Потом опять приостанавливается. В раздумьи, в смятении, в тревоге.
Ли-Тян долго ходил по лесу, но, в конце концов, пришел к зимовью. Там его встретила Аграфена. Она была чем-то возбуждена, была нетерпелива и, радостно встретив его, сразу спросила:
— Это что же, оно самое и есть лекарство, в чашечке у старика которое?
— Лекарссва?! — переспросил Ли-Тян.
— Ну, да, вот, с маку которое старик собирает… Сказывали мне как-то, что, мол, для лекарства мак ростили… Оно, значит, и есть самое!?
— Лекарссва!? — негодующе повторил Ли-Тян. — Никакая лекарссва!.. Это блохая, шибко блохая!.. От эта люди голова ходи курыгом… люди забывайла… сипи… Эта шибко блохая!..
— Да что ты! — встрепенулась Аграфена. — Что ж это такое?
Но Ли-Тян внезапно замолчал. К зимовью подходил Пао. Его осторожные шаги, которые не расслышала Аграфена, были бесшумны и легки. Но Ли-Тян во-время услыхал их и насупился. И, заметив подстерегающий взгляд Пао и его хитрую улыбку, женщина сообразила, что нужно быть осторожной, и молча ушла к речке.
У речки, лениво ополаскивая котел и протирая его жирным речным илом, Аграфена задумалась. То, что ей успел сказать Ли-Тян, сильно озадачило ее. Она сразу поверила этому китайцу и поняла, что старик когда-то обманул ее. Она не понимала еще толком в чем тут дело, но чуяла неладное. Когда-то в деревне она знала, что от мака люда засыпают. Она вспомнила, что ленивые бабы навязывали в тряпку, в узелочек щепоть маковых зерен, совали в рот кричащим ребятишкам и те, насосавшись, тяжело и крепко засыпали. Но дальше она ничего не знала. И ей стало страшно и вместе с тем томительно-любопытно: куда же китайцам такая уйма снадобья? Кого это они им будут усыплять? для какого дела? для каких целей?
Аграфена думала и ничего не могла додуматься. И она решила разузнать обо всем у Ли-Тяна. Она заприметила, что он сам чем-то огорчен и всполошен. Что и ему как будто не нравится это дело.
И кроме того заприметила еще раньше она, что Ли-Тяна его товарищи держат на-отлете. С того дня, когда он помешал Пао и Хун-Си-Сану в их озорстве, против него насторожились все — даже Ван-Чжен. И оттого ее потянуло к Ли-Тяну и она почувствовала, что ему можно верить больше, чем другим.
Он ей расскажет обо всем. Обо всем, что ее заинтересовало. А было ей интересно узнать не только из праздного бабьего любопытства. Ведь и она не от хорошей же жизни ушла сюда в тайгу. Потянуло ее на заработок. На заработок, которого не могла она долго добыть в городе. Зря не пошла бы она сюда. У ней был расчет. Она теперь рассчитывала, что ее работа здесь, на заимке, продлится еще не больше полуторых, двух месяцев. С ней при найме уговаривались, что она проживет тут до ранней осени, до конца жатвы. Время пролетело незаметно — прошлое всегда кажется пролетевшим незаметно! — и оставшиеся недели уже не казались длинными и тягостными. Вот только бы получить у китайцев расчет, покинуть их и вернуться к своим, к привычному. Только бы дотянуть до конца.
И не видно было никаких затруднений, чтобы дожить оставшееся время спокойно и благополучно. Все как будто шло тихо и гладко. Вот разве это странное и малопонятное, о чем с досадою и какою-то злобою говорил Ли-Тян. Странное и малопонятное…