Повести и рассказы

— Была. И я говорил с ней о тебе. Вернее, сказал, что один человек очень хотел бы ее видеть. Она сразу догадалась, что я о тебе. Спросил ее, что передать тому человеку. Она сказала: «Передай, чтоб забыл, и чем скорей, тем лучше». Я спросил: «Почему так бессердечно?» Она ответила: «Пусть найдет себе здоровую». «Но ведь он всерьез». — «Тем более». Вот и поговори с ней. Но она, и правда, там не живет. Зоя шепнула, что где-то на Алтайской…

— Знаю, но Алтайская большая…

Да, большая. Какой же я дурак, что не пошел с Морячком.

— А как у тебя с Зоей? — спросил я.

Колян нахмурился, развел руками:

— К себе зовет жить. Что ты, говорит, по общежитиям мотаешься?

— А ты?

— Боязно как-то, — Морячок зябко поежился. — Это получится — я, вроде бы, женился?

19

На комбинате мне «вырешили» два кубометра сосновых бревен. У нас сложить дрова было негде, поэтому я попросил скинуть их на Красном Пожарнике у Мурашовых. Раз в неделю я приходил к Кате за бревнами. Обходился без санок. Вбивал в конец бревна гвоздь, привязывал веревку, и оно легко скользило по укатанной ледяной дороге.

Каждый раз Катя увязывалась помогать мне. Ухватившись за веревку, шла рядом.

Я расспрашивал:

— Как живешь?

— Плохо.

— Почему?

— Все спорим с мамой из-за Фарафона. С того раза началось, помнишь, когда мы его пьяного на санках к себе увезли. Раньше похаживал к нам, а теперь совсем перебрался.

— Что он — пьяница?

— Нет. Пьет только при случае… Не знаю, что и делать. Маме говорю, надо папку дождаться. А она знай свое твердит: «Между нами ничего нет». А какое нет, когда едят вместе… Но я предупредила, что такого терпеть не намерена…

Один раз мы втаскивали привезенное бревно в сарайчик. К нам подошла Лита, на минуту остановилась возле, сказала несколько ничего не значащих слов и ушла. Катя с тревогой посмотрела ей вслед.

— Она с тобой в одной комнате живет?

— Да, у Аграфены Ивановны.

Катя вздохнула прерывисто, как ребенок, который долго плакал.

— Мне бы такой быть.

— Какой?

— А вот такой, — Катя повертела рукой туда-сюда, изображая кокетливую походку Литы.

— Чудная ты, — засмеялся я. — Ты и без того хорошая.

— Правда?

Через несколько дней Морячок свел меня с Зоей Маленькой. Она вышла из ворот завода, где работала, пожала руку мне и Морячку. Он тут же попрощался:

— Ну, вы давайте, говорите, а я смываюсь.

Мы с Зоей пошли вниз по проспекту Тимирязева. Шли небыстро. Погода была подходящая, не очень холодная, безветренная. Я стал спрашивать об Ольге. Зоя как будто сомневалась: говорить или нет. Потом все же разговорилась:

— Помнит ли она тебя? А кто ее знает? Она ведь такая — если и думает, не скажет. Это у нас душа нараспашку, а она гордая. Одно знаю: сильно переживает, что покалеченная. Даже вешаться пробовала. Повезло — Зоя Николаевна палец порезала и раньше с работы пришла. А то бы не было Ольги. У нее все время одна мысль: «Никому я такая не нужна».

— Мне нужна.

— Не знаю… И тебя тогда привели, чтобы немного отвлечь ее. Зоя Николаевна ее курить и пить учила. Тоже из жалости. Но ты не думай, что Зоя Николаевна какая-нибудь. Она несчастная и добрая. Свое последнее отдаст. У нее муж на фронте, а девочка умерла… Тоже переживает…

— Ты про Ольгу, — напомнил я.

— Так что еще сказать? После той ночи с ней что-то сделалось. Затвердила одно: «Уйду да уйду». Как будто она нам мешает. Мы как ее уговаривали, ругали даже — нет, надо было съехать. Теперь одна живет, случись что — мы и знать не будем. Один раз только приходила под Новый год. Далеко ведь…

— Где она теперь живет?

— Я, конечно, знаю, но сказать не могу. Слово дала. Она говорит, что не хочет тебя видеть. Она мне так объяснила: если б мы так где познакомились — другое дело, а теперь я в его глазах знаешь какая?

— Зря она так. Ты ей скажи, что я на свете никого не встречал и не встречу лучше и чище. И еще скажи, как бы она ни пряталась, я все равно ее найду. Слышишь? Найду!

— Скажу, — кивнула Зоя Маленькая.

— До свиданья.

— Обожди малость.

Взяв меня за руку, попросила:

— Ты, Алеша, забудь ту ночь. Не такие уж мы, как можешь ты подумать. Если б не ваш спирт, может, ничего и не было бы… А, в общем-то, все к лучшему. Правда? Ну, я побежала.

Спустя несколько дней пришел ко мне Морячок. Повертев недовольно головой и обнаружив, что мы в комнате не одни, он кивнул на дверь:

— Пойдем. Потолковать надо.

Я оделся, и мы вышли на площадку лестницы.

— Тебе Бекас ничего не предлагал? — спросил Морячок.

— Нет.

— Понятно. Тебе он и не скажет. В общем так: Бекас и еще двое пацанов… Да ты их знаешь — те, которые кладовку обокрали. Так вот они решили сегодня взять склад на конфетной фабрике. Шоколад, пастила и прочее.

— Когда?

— В три часа ночи. На тех двух мне наплевать, а вот Бекаса жалко. Он здесь ничем серьезным не занимался. Надо не допустить. Обидно будет, если он вернется к старому.

— Не допустить? А как?

— Черт его знает. Там видно будет. Пойдешь?

Вернулись к нам за перегородку. Морячок вытащил из кармана ломоть хлеба и кусок сала.

— У тебя есть нож? Раздели, — сказал он.

Поели. Морячок улегся на мою койку.

— Как бы не проспать.

Я попросил у Литы ее наручные часы. До утра.