Отец увеличил фотографию и вложил ее под стекло. Оригинал был очень старым, изображение на нем потускнело и стерлось, кое-где виднелись царапины. После того как его увеличили, черты лица немного расплылись, словно окутались легкой дымкой. Но глаза у мамы были такие же ясные и большие. С фотографии она спокойно смотрела как бы через дымку времени на своих родных. Бай Хуэй не могла забыть мать. Она верила, что хорошо понимает ее, погибшую, мало виденную. Она знала, кому та посвятила всю свою жизнь! И кто отнял ее. У нее была счастливая семья, она могла стать такой прекрасной матерью! Кто отнял у нее жизнь? Страшный старый мир и классовые враги!
Фотография мамы вначале висела в комнате отца. В день, когда Бай Хуэй поняла, что значит для нее мать, она сама перенесла фотографию к себе в комнату.
Ее любовь и ненависть были четко разграничены, она никогда не сомневалась. И отец ей доверял, ведь она всегда была одной из лучших учениц в классе и школе. Два раза в год она показывала отцу дневник, испещренный красными оценками «пять». Показывала она дневник и фотографии матери. Она все делала по совести!
Отец был во всем доволен дочерью. По своему обыкновению он прятал свою любовь к ней под покровом молчания и даже отчужденности. Бай Хуэй привыкла к такой манере отца и невольно сама переняла ее. Она и отец были подобны большой и маленькой жемчужинам, похожим друг на друга как две капли воды. Только большая жемчужина была плотная и немного мутная, а маленькая жемчужина была чистая и прозрачная и вся светилась, как хрусталь.
Она была очень уверена в себе и не любила выказывать свои чувства. Она стремилась все сделать и решить сама и среди товарищей по учебе держалась немного особняком. С малых лет Бай Хуэй, не в пример другим девочкам, не любила петь и прыгать, вечно была очень серьезной и бесстрастной. Отец тоже отличался сосредоточенностью. В этой семье из двух человек многое делалось без слов, каждый занимался своим делом, но царила спокойная и дружная атмосфера.
Но вот пришла культурная революция, и настроение в семье изменилось. В ней по-прежнему молчали, но это уже было другое молчание.
Придя вечером домой, отец тут же скрывался в своей комнате. Долгими часами он думал в одиночестве, много курил и кашлял до глубокой ночи.
Вокруг начали разоблачать клику стоящих у власти. Отец был из тех, кто стоял у власти, как быть с ним? В последнее время коллеги стали редко заходить к отцу, да и посторонние что-то перестали о нем говорить. Бай Хуэй однажды спросила отца:
— Как у тебя дела? Там у вас есть дацзыбао?
На лице отца разгладились морщины, и оно приняло добродушный вид.
— Дацзыбао? Это лучшее средство смыть с себя грязь, без них не обойтись. Есть, конечно!
У Бай Хуэй отлегло от сердца. Она так верила отцу! Он все делает правильно. И верно, тот, кто живет не для себя, должен смотреть широко на вещи и приветствовать всякую критику. Не поговорить ли ей с отцом?
В последнее время борьба со стоящими у власти разгорелась вовсю. Так было и в школе Бай Хуэй. Девушка больше не решалась расспрашивать отца и узнавать его настроение. Ей никак не удавалось поговорить с ним. Обычно отец приходил очень поздно, молча ужинал, скрывался в своей комнате и сидел в облаке табачного дыма. Так жизнь у них шла порознь и все же на один лад. Она уходила изменять жизнь других, другие приходили изменять жизнь ее отца. Но она верила, что так и надо, хотя на душе у нее стало неспокойно.
Сейчас она думала: «Пришлось ли отцу сносить побои? Его нельзя бить. Потому что он совсем не такой, как та учительница. Отец — настоящий революционер, а та учительница — враг».
Она не чувствовала вкуса еды. Воспоминания о вчерашнем дне беспокойным червячком шевелились в ее душе, и она не могла отогнать их. Нет, этот червяк выест ей всю душу! Такого с ней еще не бывало. И сказать об этом не скажешь, и не сказать тяжело.
— Папа, как, по-твоему, надо поступать с врагом?
Глаза отца за очками округлились. Таких вопросов дочь еще не задавала. Неужели в жизни она слишком рано узнала ответы на все вопросы, а теперь ей приходится обдумывать все заново? Или ей открылось нечто новое? Отец ничего не сказал.
— Папа, что раньше делали с врагами, которые попадали в плен?
— Ты знаешь, дочка. У партии был твердый курс!
— А если он упорствовал, что с ним делали? Били?