Повести и рассказы

„Пять“ с Вас, „три“ с нас… Да… А у тебя явные способности, парень… — Хороший язык. Говоришь свободно, своими словами… Хорошо… Так и давай… Когда парень, успокоившись, „взял разгон“, Джанали-муаллим снова скосил глаза на девушку; точно, горицвет! И подумал, есть ли это слово в литературном языке, потому что слышал он его только в Бузбулаке, в то время, когда председательствовал там Али-оглы Семендар. Отец Феттаха Керим был тогда кладовщиком в колхозе… Большое поле пшеницы, и посреди этого поля, где только-только заколосилась пшеница — мальчик по имени Джанали. Председатель колхоза Али-оглы Семендар шагал по пояс в пшенице, наклонялся, с корнем вырывал пышно разросшиеся кустики горицвета, в ярости отбрасывал их, и на чем свет стоит крыл кладовщика Керима: „Сукин ты сын, мать твою… Такая у тебя, значит, семенная пшеница?! Ну, мерзавец! Ну, сукин сын! Хлеб сгубить!.. А ведь как распинался!.. Как клялся!.. Чтоб в семенной пшенице столько сора!.. Мать твою?!.. Сестру твою… дочь твою толстозадую…“ Самое ужасное было то, что, один за другим вырывая кустики горицвета и на чем свет стоит честя кладовщика, председатель шел прямо на Джанали. Мальчик хотел бежать, но ноги вдруг стали ватными. И руки сразу отсохли. Если бы у Джанали не отсохли руки, он хоть бы сунул его за пазуху — мешочек с пшеницей — там и была-то горстка… Сначала Джанали увидел лицо председателя, серое-серое, потом пучок горицвета в его руке. А потом Джанали, наверное, уже ничего не видел, потому что в то, что случилось потом, немыслимо было поверить: председатель Али-оглы Семендар вдруг повернулся, словно заметил змею, и молча, даже перестав ругаться, медленно пошел прочь… Али-оглы Семендар застал среди только что заколосившейся пшеницы вора и ушел… Председатель Али-оглы Семендар!.. Может, он не заметил Джанали? Может, ему и впрямь попала под ноги змея? А может, это просто был сон? Обыкновенный сон… Когда председатель ушел, Джанали долго еще сидел среди пшеницы. Потом хотел опростать мешочек, — рука не поднялась высыпать пшеницу на землю. Он доверху наполнил его, карманы тоже набил зерном. В тот день они с матерью долго вышелушевывали зернышки, немножко поклевали так, а остальную пшеницу пожарили на сковородке, посыпали солью и съели. Назавтра стало известно» что в правлении составлен список: семенную пшеницу, что осталась от сева, будут раздавать семьям фронтовиков — по полпуда на семью. Когда, получив эти полпуда, Джанали нес зерно на мельницу и тут лицом к лицу встретился с председателем, он остановился, снял с плеча мешок и положил его на камень, чтобы вежливо поздороваться с председателем. Джанали думал, что тот ответит и пройдет мимо. Но председатель не прошел мимо. Али-оглы Семендар взял в руку мешок, прикинул на весу, словно хотел убедиться, будет ли тут полпуда, потом развязал и стал неспеша перерывать пшеницу. Джанали увидел, что в пшенице действительно полно семян горицвета. Плоские, похожие на чечевицу, только поменьше. Вообще-то горицвет — не плохо. В пшенице он обязательно должен быть — от него хлеб вкусней. Но горицвета должно быть в меру. Если его слишком много, тесто не подойдет. И хлеб получается невкусный, и цвет не тот, — во всяком случае, в те, хлебные еще времена, в Бузбулаке многие так говорили… У Джанали бешено колотилось сердце, — он боялся, что Али-оглы Семендар припомнит ему тот случай. Но ни тогда, ни после председатель ни словом не обмолвился про тот случай. Будто ничего не было. Будто быть не могло… Да и правда: Али-оглы Семендар средь бела дня застал в колхозной пшенице вора и, не избив, даже не отругав его, молча повернулся и ушел — такого действительно не могло быть.