Повести и рассказы

В пляшущем кузове старой машины,
плюхаясь в реки, влетая в дожди,
мы проносились через осинник,
дикий малинник… нет, погоди.
Ветром и кепки и шапки сдирало
и надувало, как парус, пальто.
Сердце орало про козни тирана…
Нет, все не то.

Просто запомнились сумерки, свечи,
двор постоялый, горящая печь,
добрых хозяев невнятные речи,
хоть и казалось, что русская речь.
Это поляки… а эти вот — венгры…
Как занесло их в Сибирь, в глухомань?
Кто-то бормочет, что нету им веры.
Ты уж молчи, душу не рань.

Хоть мы ни в чем не виновны с тобою,
но согласимся, обжегшись слезою,
все впереди, все впереди:
ненависть грянет еще, погоди.
Люди родные уедут… Но вряд ли
с радостью встретят тебя вдалеке,
как привечали, когда мы озябли
на грузовике.

Здесь по единым мы жили законам,
лагерным, дружеским… Но ведь не век
мучиться должен в краю удаленном
чужой человек.

«Уняв на сердце боль, исчезнуть, раствориться…»

Уняв на сердце боль, исчезнуть, раствориться
в покое сладостном средь клевера и пчел…
Увидев, как висит недвижно в небе птица, —
улечься в тень ее, как будто в дом зашел…
И, молнию поймав над речкою, согреться…
и льдом со лба стереть всех горестей следы…
Все можно. Только лоб железным стал, а сердце —
кочует там, где ты…

В дверях

Пыль месил я на дороге и теперь вот здесь стою,
чтоб, споткнувшись на пороге, рассказать вам жизнь свою.
Ничего-то мне не надо — ни воды, ни сухаря.
Все блаженство, вся награда — ваша местная заря.
Ваши речки и дубравы, желудь желтый и резной…
Жить хотел я ради славы — глупый парень, что со мной?
Слава — красная заплата, как сказал большой поэт.
Хватит мне плаща заката. А покоя в сердце нет.
Я пришел, чтобы проститься с тягою волшебных стран,
откусивши, как лисица лапу, влезшую в капкан…
Мне холмы у вас дороже всех вулканов вдалеке.
Здесь дремал я средь сорожек в лодке звонкой, на реке.
Здесь я пел — и вместе с тучей, вместе с молнией летел.
Я мечтал о доле лучшей. Знал бы я, чего хотел!
Как письмишко, на пороге не сквозняк меня трясет,
а твой взгляд, слепой и строгий, мой народ…
Пропустите же! Отныне буду хоть дворы мести.
Ведь не зря мне на чужбине, в электрической пустыне,
снился сладкий дух полыни, и мороз шел по кости!

«Я стал просыпаться под утро — лежу в темноте…»

Я стал просыпаться под утро — лежу в темноте,
грехи вспоминаю свои… ощущенья морозны…
Но я говорю про себя: прегрешения те
простительны и несерьезны!
И вновь засыпаю… и вновь пробуждаюсь в тиши…
И снова себя убеждаю, но вижу — напрасно.
Ах, кто же упорствует это в глубинах души?
И все-то ему непонятно, неясно…